Александр Золототрубов - Опальный адмирал

— У вас там, Николай Герасимович, нет порядка, а сами вы либерал, не можете взыскать с людей на полную катушку!

Слова Жукова задели Кузнецова за живое, и он заявил:

— Я никогда не допущу, чтобы на флоте действовали драконовские законы, ибо тот, кто так поступает, по сути потворствует беспределу, унижает себя в глазах подчиненных. А я желаю, чтобы люди уважали меня, видели во мне человека, а не дракона!..

У Николая Герасимовича наступила новая жизнь, и хотя теперь он был адмирал-отставник, соратники не забыли его, то и дело обращались к нему по различным флотским вопросам. Вот и в это утро ему позвонил адмирал Головко, недавно назначенный первым заместителем главкома ВМФ, и попросил заскочить к нему «минут на пять».

— Горшков сейчас в отъезде, так что нам никто не помешает.

— Что тебя волнует, Арсений Григорьевич? — спросил Кузнецов, едва вошел к нему в кабинет.

— Душа болит за флот… — И Головко рассказал о том, что намечается резкое сокращение военного флота. — Все это задумал Хрущев. Мы потеряем не один корабль, а те, что стоят на стапелях, будут порезаны на металл. Горшков, как я понял, не решается идти к Никите Сергеевичу. Может, вы переговорите с ним? Полагаю, он прислушается к вашему мнению.

— Вряд ли, Арсений Григорьевич, — возразил Кузнецов. — Кто я теперь для Хрущева? Вице-адмирал в отставке.

— А ваш опыт, знания? — Головко порывисто встал, но тут же снова сел. — Николай Герасимович, флот вас любит, очень любит, и Хрущев об этом знает.

Идти к Хрущеву Кузнецову очень не хотелось. Он решил переговорить с главой советского правительства Булганиным. Тот как раз собирался идти на корабле в Англию с официальным визитом. Булганин принял бывшего главкома сдержанно.

— Не нравится мне твой вид, Николай Герасимович, — заметил он. — Что, все еще болеешь?

— Мне скоро и не выздороветь, Николай Александрович! — усмехнулся Кузнецов. — То и дело бьют по башке…

— Садись, пожалуйста, в кресло и выкладывай, с чем пожаловал.

— Намечается большое сокращение военного флота, а те корабли, что находятся в стадии постройки, будут порезаны на металл. Тяжкая новость. Неужели это правда?

— У кого что болит, тот о том и говорит, — пошутил, улыбаясь, Булганин. — Верно, сокращения намечаются, но резать корабли… Упаси Бог, кто тебе сказал такую чепуху? Никита Сергеевич на это не пойдет!

— И все же я прошу вас вмешаться в это дело, — серьезно произнес Кузнецов. — На душе у меня горечь от этой новости…

— Ну если так, я переговорю с Никитой Сергеевичем. Через два дня мы с ним отправляемся на крейсере «Орджоникидзе» в Англию… Ну а вашу тревогу о военном флоте я разделяю, — перешел Булганин на официальный тон. — Зачем же сокращать флот, если у нас нехватка кораблей и подводных лодок?

— В этом-то и суть дела, — коротко отозвался бывший главком.

— Я переговорю с Хрущевым, — вновь пообещал Булганин. — Вернусь из Англии и позвоню вам.

Визит советских кораблей продолжался с 15 по 30 апреля, и все это время Кузнецов волновался: как покажут себя в походе корабли? Командира крейсера капитана 1-го ранга Степанова он знал как прекрасного офицера-моряка и был уверен, что тот хорошо проявит себя. Ценил Николай Герасимович и командира отряда кораблей контр-адмирала Котова. 18 апреля наши корабли прибыли в Портсмут, на пирсе их встречали официальные лица. А вот то, что жители Портсмута не были допущены в порт, чтобы встретить советских моряков, Кузнецова огорчило. Позже Николаю Герасимовичу стали известны детали визита, о которых ему рассказал Котов. Оказывается, на другой день после прихода наших кораблей в Портсмуту борта крейсера «Орджоникидзе» всплыл водолаз.

— Когда мне доложили о странном визитере, — говорил адмирал Котов, — я приказал командиру крейсера Степанову тщательно осмотреть корабль и его днище. Ничего обнаружено не было. Но история с водолазом появилась в английских газетах. Поднялся шум. Премьер-министр Иден был вынужден давать объяснения в палате общин. Он заявил, что правительство Англии не имеет к этому эпизоду никакого отношения. Словом, оконфузились, — усмехнулся адмирал. — По случаю открытия промышленной выставки в Бирмингеме Никита Сергеевич объявил, что в Советском Союзе впервые была взорвана водородная бомба, которую сбросили с самолета, а в США лишь подорвано устройство.

— А что Черчилль, молчал?

— Англичане говорили, что Черчилль болеет… Поход удался, наши моряки достойно вели себя. И корабли оказались на высоте;

— Бальзам на мою душу, — улыбнулся Николай Герасимович.

Он долго ждал звонка от Булганина, но так и не дождался.

Именно в это время Хрущев «благословил» на слом крупные надводные корабли. Попали под автоген и крейсера типа «Орджоникидзе», находившиеся в стадии достройки. Кузнецов тяжело переживал это, но что он мог сделать?..

Снятие с должности главкома, понижение в воинском звании и увольнение в отставку — все это неотступно держало Николая Герасимовича в напряжении. Но он не был в растерянности. Ему казалось, что рано или поздно, но к нему вернутся слава и почет, какими он был окружен в народе раньше. Но когда это произойдет, он не знал. В одном был уверен: пока у руля страны стоит Хрущев, ему ничего не добиться. Эта острая, как нож, мысль преследовала его неотступно, заставляла вновь и вновь возвращаться в недавнее прошлое. Порой Кузнецов видел себя на корабле в иссиня-голубом море, но этот корабль не мог двигаться, бешеный ветер сносил его к скалистому берегу.

«Нет, мой корабль не разобьется о каменистый берег, — думал он. — Я еще буду сражаться и за себя и за флот!» Он по-прежнему жил только флотом, но теперь флот для него был где-то далеко, и с каждым прожитым днем Кузнецов ощущал в душе горечь, в нем еще настойчивее упорнее билась мысль: неужели все пропало? Ведь 37 лет отдано флоту!.. Однажды к нему пришел его друг и соратник адмирал флота Исаков, и как-то сам по себе разговор зашел о «черных днях» Кузнецова.

— Я не знаю, отчего Хрущев так зол на тебя, Николай Герасимович. Да, ты был с ним в разговоре на Президиуме ЦК горяч и даже резок. Но ты сражался за флот, за него и пострадал. — Иван Степанович помолчал, о чем-то вспоминая. — Знаешь, а я тоже грешник перед тобой…

— Это интересно! — воскликнул Николай Герасимович. — Ну-ка, расскажи!

— Помнишь сорок шестой год, разделение Балтийского флота на два? Сталин предложил, а ты с ним не согласился… Ты возразил, а я воздержался. Ты, должно быть, тогда обиделся на меня?

— Нисколько! — усмехнулся Кузнецов. — Ты не стал возражать вождю, а я с ним не мог согласиться, потому что был главнокомандующим и моя позиция должна была быть бескомпромиссной. — Николай Герасимович выждал паузу. — За это мне потом и досталось… Думаешь, легко я перенес суд так называемой чести, а потом и настоящий суд?