Эльвира Ватала - Великие любовницы

Невеста еле слезы сдерживает и шепчет своей придворной даме на французском языке: «О боже, ну зачем мы приехали?» И тоже чуть ли не готова обратно во Францию бежать. Ну ладно, как-то там с грехом пополам их обвенчали (его на кресле к алтарю поднесли, уважили больные ноги). Но вот до «испробования» супружества дело не дошло. И напрасно познанский воевода как представитель короля шлет меморанды французскому послу для передачи королеве следующего содержания. (Чтобы вас не утомлять этим официальным красноречием, мы даем вольный перевод.) «Верность, которую я обязан оказывать моей королеве, заставляет меня просить вас о передаче королеве следующего наставления: ей следует более терпеливее и снисходительнее подходить к королю. Король не может почувствовать несмелость королевы, что было бы им неправильно истолковано, а также такую нельзя допускать на альковном ложе. Король привык к такому поведению женщин в его алькове, которые не сторонились бы любовных ласк и не ограничивались бы только допустимым положением тела». Словом, коротко: призывал королеву не морщиться, слезы разочарования не лить понапрасну, а во всеоружии женских прелестей соблазнять короля и самой проявить инициативу в любовных ласках, не ограничиваясь предписаниями христианства, а, например, используя приемы известных проституток. Каждого до оргазма доведут! И слои жира на королевском теле тут не помеха, ибо существуют такие позиции при любовном совокуплении, при которых вес супругов отнюдь не мешает наслаждениям. Мы не знаем, дорогой читатель, в каких изысканных выражениях этот посол передавал королеве пикантные советы Познанского воеводы Кристофа Опалинского и повлияли ли они на альковные дела короля, знаем только, что был этот альков, полный ненависти и взаимного отвращения, «тяжелым»: два огромных тела его продавливали, а толку? Толку никакого. Только пружины кровати страдали. И лучше бы им вообще спать отдельно, что и было сделано. Мария Гонзага, которая уверовала в свое высокое предназначение — властвовать, а не любви отдаваться, все перетерпела и после смерти своего супруга вступила на польский трон.

Насильственные альковы счастливыми не бывают! Таким общеизвестным труизмом, дорогой читатель, приходится нам констатировать супружескую жизнь французского короля Людовика XII и его жены Марии Тюдор.

В этом алькове, как говорится, «и смех и грех». Смешно, конечно, когда престарелый дряхлый король, от которого даже остатков былой роскоши от двух супружеств не осталось и который самостоятельно не может на коня забраться, эдаким молоденьким петушком около своей жены притоптывает. Грешно, конечно, когда он с таким же трудом в ее постель забирается и, кроме своих «потуг», ничего молодой супруге дать не может. А надо вам сказать, дорогой читатель, что красавицей эта самая Мария Тюдор была замечательной. И высокая, и стройная, и глазками, как газель, сверкает, и зубками жемчужными, что у дам того времени была большая редкость, поскольку шоколад кушали, а что такое зубная щетка еще не знали, ну и зубы поголовно черные и гнилые. А вырывать их тоже боялись. Даже смелая, как мужчина, Елизавета I Английская никак не могла свой испорченный зуб вырвать — боялась, пока дряхлый аббат такие вот ей слова не сказал: «У меня во рту осталось всего три зуба. Но если Ваше королевское величество захочет, я могу вырвать зуб и показать Вам, что это совсем не больно, во всяком случае терпимо». После этого аббат Аулмайер приказывает позвать дантиста и в присутствии Елизаветы ему, даже не поморщившемуся, вырывают здоровый зуб. Поощренная таким примером, Елизавета приказывает вырвать ей больной зуб. Но это исключение среди монархов. Королю-Солнце Людовику XIV лжедантисты так вырвали зубы, что даже с кусочками челюсти и зубной кости, и он был совершенно беззубым. Протезов тогда не было, стоматологическое искусство было на очень низком уровне. Это вам не Александрия или Римская империя времен Нерона, когда дамы щеголяли с искусственными зубами, а жене Нерона Поппее золотой ниточкой так прикрепили искусственный зуб какого-то животного, что он от родного ничем не отличался. Но это мы, конечно, несколько отвлеклись. Возвратимся к нашей Марии Тюдор. Она, как звездочка, значит, в ясную ночь сверкает при королевском дворе всеми прелестями, и мужчины, конечно, все поголовно в нее влюбляются. А она полюбила одного придворного Чарльза Брэндома и лелеяла весьма нечестолюбивые мечты за этого, не особо знатного, господина замуж выйти, поскольку любовь ценила выше королевского звания. Но совсем иначе об этом судил ее братец, король Генрих VIII. Он вознамерился ее замуж за престарелого вдовца, французского короля Людовика XII, выдать. Мария ни в какую. Французский дряхлый король по сравнению с ее пригожим Чарльзом Брэндомом представлялся ей зловещим чудовищем из страшной сказки. Братец Генрих VIII удивился, конечно, такому беспрецедентному непослушанию королевской воле своей сестрицы, строгое внушение ей сделал и приказал немедленно и без лишних слов выходить замуж за французского короля. В самом деле, что за дикая наивность и фантазия думать и мечтать, что королевской сестре по любви замуж можно выходить, минуя интересы короны.

А Мария Тюдор — упрямой девицей была. И когда увидела и поняла, что не избежать ей брака с ненавистным французским королем, «выторговала» у Генриха VIII обещание, что он не будет противиться ее воле в нахождении жениха, если не дай бог ей второй раз замуж придется выходить. Словом, не будучи еще женой, уже вдовой быть собралась, так возненавидела будущего своего мужа. Ну это условие Генрих VIII принял. А поскольку из-за каких-то там срочных государственных дел будущие супруги не смогли лично на своей свадьбе участие принять, решили при помощи представителей это сделать. Совершаются ведь разные там политические дела через доверенных лиц, почему бы и брачные процессы через них не осуществлять? Закон и римское католичество это вполне допускали. И вот было разыграно со всем церемониалом символическое увенчание брака.

И это безобразие (по нашему мнению) продолжалось несколько веков. Явление это называется, дорогой читатель, «per procure». Мы вам кратко сообщим, в чем оно заключается. Когда монарх собрался жениться на заморской принцессе, ему необязательно в своей брачной церемонии участие принимать, поскольку известно, короли занятые люди и им некогда разъезжать для встречи с невестой. Тогда они посылали на брачную церемонию своего супружества представителя, и тот не только должен был в костеле или церкви там презентировать короля, но даже в брачной постели. И мы могли бы вам привести десятки, а то и сотни примеров, когда было это самое «per procure». Но зачем утомлять дорогого читателя длинным списком, если в сумме процедура одна и та же, за маленькими исключениями: в зависимости от эпохи и страны. В одной стране, скажем, невесту и подставного жениха в постель уложили одетых, а между ними меч клали, чтобы, значит, новоиспеченный фальшивый супруг ненароком не забылся, слишком прелестями своей — не своей — невесты увлекаясь. В других ложиться в постель одетыми не разрешалось, надо было верхнюю одежду снять, надеть роскошные ночные рубашки и, как в театральном представлении, где артисты секс изображают, прикрыться простынкой или там каким горностаевым одеяльцем, и там слегка коснуться голого тела будущей супруги своего короля. Писцы тут же наготове стоят, живо в дворцовые книги запишут «супружество испробовано», то есть это самое «consumatum». И (все. Законно теперь это супружество. Еще в третьих странах необязательно было ночные рубашки одевать, слегка жених задери штанину, носки чистые, конечно, сними и можешь ложиться в постель с новобрачной. И как вы уже убедились, именно так было в нами ранее описанном примере. Наполеон Бонапарт, который развелся со своей Жозефиной, во второй брак вступал с австрийской Марией Луизой, тоже сам не удосужился невесту воочию разглядеть. Он взял своего, то есть даже не своего, а родственника Марии Луизы, и заключил брак «per procure». Теперь законная уже королевская супруга может даже несколько месяцев, а то и годков в своем королевстве или княжестве супруга дожидаться, то есть когда он соизволит прислать разрешение ей к нему приехать.