Д. Коштолани - Нерон

Император оглянулся и подозвал кивком первосвященника Иерусалима.

— Ваша просьба удовлетворена. Вы получите деньги, чтобы вновь отстроить ваш древний храм. По возвращении с войны я навещу вас как-нибудь в Иерусалиме.

Тогда вы покажете мне тайные книги о том галилеянине, которого вы распяли. Я собираю материалы для большой сатиры на распятого. Мы расположены к вам милостиво.

Снова раздалась команда и «с добрым утром, император!» прогремело над звоном железа. Прошел последний отряд пехоты, и началась кавалерия. Глаза императора, злобно сверкнувшие за минуту до этого, снова стали спокойными.

— С добрым утром, латники! — как будто преобразившись, воскликнул он могучим голосом полководца. — Вы выглядите молодцами! Вперед! Вы не заставите меня краснеть. Говорят, персидские девочки втюрились в африканских кирасиров?

Грубый смех первых рядов был ответом, и весь полк расхохотался за ними. Лошади ржали и проходили танцующим шагом. Император обернулся к египетскому наместнику. Его приказания звучали коротко и решительно. Дело шло о посылке более молодых войск, о провианте, а главное о громадном транспорте хлеба, который нужно было из Египта доставить через Красное море к устью Евфрата. Наместник не смог возразить ни слова.

Юлиан отъехал немного назад и приблизился к группе христианских священников с таким видом, точно хотел растоптать их копытами своего коня.

— Ну, отцы! — крикнул он и снова заскреб в бороде, придвигая лошадь все ближе к ногам священников. — Ну, молились ли вы сегодня о победе персов? Полагаю, что да! Но что до меня — вы можете делать это безнаказанно. Я не нуждаюсь в помощи вашего распятого. Но я прошу вас покончить с вашими дрязгами к тому времени, когда я снова буду среди вас после победы. Я хотел бы все-таки знать, в конце концов, во что вы верите, галилеяне? Пятьдесят лет, с тех самых пор, когда мой дядя дал власть в ваши руки, вы препираетесь о природе своего Божества. Ну, архиепископ, выяснили ли вы это наконец?

Архиепископ стоял так близко от морды лошади, что пена запачкала его белую бороду. Император хотел оттеснить его еще, но архиепископ стоял твердо, и лошадь не двигалась.

— Государь, — ответил Афанасий, — мы, христиане, не дадим отвратить себя от нашей веры ни острым словом, ни острым мечом. Привилегии, дарованные нам твоим предшественником…

— Я уничтожаю привилегии!.. Привет, копьеносцы!

— С добрым утром, император!

Мимо проезжал полк легковооруженных всадников, незадолго до этого перекинутый в Африку с Дуная, чтобы поддерживать египетскую кавалерию в борьбе с бедуинами. Это были дикие, ловкие парни с длинными косами и спутанными черными бородами. На знаменах этого полка над римским орлом красовался крест с инициалами Иисуса Христа. Император сжал кулак, но, дружелюбно улыбнувшись, крикнул всадникам на их родном языке:

— Вспомните о своей старой славе! Послушайте у стариков, как под старыми знаменами рубились они в долинах Дуная. А как со мной кинулись вы на сарматов? Гром и молния! Это была скачка! Помните? Полмили в карьер по полям маиса, а потом вверх по виноградникам Мы так разделали врагов, что они застряли своими острыми шлемами в винограднике и махали ногами в воздухе, как будто хотели позвать на помощь моего кузена. Он, однако, умер со страха от этого нового способа сигнализации! Ваш полк принес мне первую победу! За это вы получите в Персии новые знамена. С большими буквами на них. Но они будут означать «Юлиан». В день освящения вам дадут пятьдесят бочек персидского вина — и женскую прислугу!

Император поощрительно улыбнулся. Но никто не откликнулся. В суровом молчании, как будто это был полк монахов, двигались христианские солдаты. Даже лошади, казалось, сдерживали шаг, и враждебно взглянул на императора длиннобородый знаменосец. Юлиан побледнел, но кровь снова окрасила его щеки, когда через сотню шагов знаменосец склонил знамя, как бы для приветствия. Там, на первой ступени христианского собора стоял архиепископ, отступивший после резких слов императора. И император увидел, как поднял престарелый Афанасий руку и благословил христианское знамя полка.

Император’ вонзил шпоры в бока своего коня, который взвился на дыбы и пронесся сквозь ряды всадников. Собственноручно вырвал Юлиан знамя из рук воина, бросил его на землю и собственноручно сорвал с плеча знаменосца знаки его достоинства.

— Ты разжалован! — закричал император, не владея больше собой. — Рядовым ты проделаешь весь поход и будешь свидетелем, как воздвигнем мы алтари Зевсу в столице персов. А если тебя, собака, не убьют на войне, то, клянусь Зевсом, клянусь Солнцем, клянусь неведомым Богом, по возвращении ты умрешь на глазах архиепископа смертью твоего галилеянина! Любопытно будет узнать все-таки, кто из нас двоих сильнее на этой земле? Он — сын галилейского плотника, или я — римский император, повелитель мира? Марш!

Без знамени двинулся полк дальше. Образцовая дисциплина одержала верх, и Юлиан презрительно засмеялся, когда увидел, как эти христианские солдаты, не сморгнув, перенесли тяжелое оскорбление.

Потом он повернул коня и постарался загладить свой поступок шутливыми словами и воинственными восклицаниями. Всадники оставались неподвижны. Но отряды, следовавшие за ними, вновь радостно приветствовали императора, а когда уже около одиннадцати часов наступила очередь артиллерии, и, под изумленное волнение зрителей на площади, загрохотали влекомые бесчисленными быками, чудовищные осадные сооружения, — конец парада принял положительно величественные размеры.

Население стало спасаться от палящего солнечного жара в дома. Император, однако, казался неутомимым. Отклонив приглашение пообедать во дворце, он приказал купить для него у ближайшей торговки овощами хлеб и несколько фиников и позавтракал этим скромным запасом на лошади, в то время как мимо него бесконечными рядами скрипели телеги, нагруженные вещами офицеров.

— Сегодня вечером нам надо отплыть, но я не хотел бы сделать этого, не осмотрев городских достопримечательностей. Прошу вас присоединиться. Первым и самым важным для меня делом будет познакомиться поближе с издревле знаменитой Академией и библиотекой. Мы основательно расчистим все это. Кто будет вашим проводником?

Президент Академии выступил вперед и слабым голосом попросил оказать ему милость в счастливейший день его жизни…

— Знаю, знаю! Вы из придворных сладкопевцев. При моем всехристианнейшем кузене-убийце вы стали профессором за свадебное стихотворение, а затем, должно быть, в награду за достижение семидесятилетнего возраста — президентом Академии. Ну ладно, идем!

Император быстро соскочил с лошади, и свита пришла в движение. Около него, всегда на шаг назад, с головой, вытянутой в одном непрерывном поклоне, шел президент Академии. Далее следовала военная свита императора и внушительное число ученых и жрецов. Несколько купцов протеснились сюда же и сумели заставить императора заговорить с ними, еще не достигнув главного входа. Юлиан спрашивал президента о количестве книг, Когда старик замешкался ответом, стоявший в трех шагах купец Иосиф крикнул: «Почему бы императору не спросить меня? Я великолепно знаю, что в астрономическом отделе 35 760 свитков».