Д. Коштолани - Нерон

Страх, овладевший обоими после открытия заговора, удручал их. Они тяжело дышали в эту душную ночь.

Порывы ветра поднимали в саду столбы пыли, гнали и рассеивали их. Дворец словно насупился.

Нерон и Поппея, полуобнаженные, опустились рядом на ложе; долго они не проронили ни слова.

— Ты спишь? — спросил, наконец, Нерон.

— Нет.

— Почему?

— Так. — И она вздохнула.

Они метались на ложе, тщетно призывая покой. Подушки под головой словно горели.

Они не могли ни уснуть, ни забыться в поцелуях; они лежали простертые, с широко раскрытыми, устремленными в темноту глазами, немые и онемелые, как мертвецы. Что-то страшное обступало их.

— Охраняют ли нас? — спросила Поппея.

— К каждой двери приставлено трое стражников.

Поппея присела на ложе.

— Никто нас не подслушивает?

— Никто.

— Мне хочется говорить. Когда я слышу собственный голос, мне легче.

Нерон сел на край постели. Поппея осталась на своем месте.

В темном зале белело лишь ее тело — смутно, как луна сквозь облака.

— Это никогда не окончится, — простонала она.

Нерон молчал.

— Все напрасно, — продолжала она, — мы здесь погибнем.

— Если бы мне хоть кто-нибудь дал совет, — проговорил Нерон, — я послушался бы его! Иначе — жизнь невтерпеж.

— И все-таки ты терпишь.

Нерон призадумался.

— Не отречься ли мне от престола? Это спасло бы меня. Я мог бы отправиться в Родос… петь…

— А я? — перебила Поппея.

— Ты поехала бы со мной…

— Нет! И мне пришлось бы отречься: отречься от тебя. Она этого хочет. Более того: она посягает на мою жизнь.

— Посмотри, — промолвила Поппея, указывая на дворец Антония, — она тоже бодрствует, тоже не может сомкнуть глаз!

Нерон глянул в окно. Сквозь густую пыль из дворца Антония пробивалась полоса света.

— О чем моя мать сейчас думает?

— О тебе и обо мне. Пришел наш черед. Прежде всего — твой.

— Мой?

— Да! Она тебя перехитрит. У нее достаточный опыт. Она имела трех мужей. Первым был твой отец Домиций.

— Мой отец… — повторил Нерон.

— Вторым — был богатый патриций. Всякому известно, что она отравила его из-за его огромного состояния. А Клавдий попросил пить…

— Это я сам видел! — воскликнул Нерон.

— И ты еще колеблешься! — громко крикнула Поппея. — Чего ты ждешь?

Нерон бросился на ложе.

— Она начало, мать! — сказал он. — Благодаря ей — я на земле. И благодаря ей — я здесь, в этой непроглядной тьме!

Поппея упала на ложе рядом с императором. Волосы ее распустились. Она неслышно заплакала и больше не шевельнулась.

— Что с тобой? — взмолился он, — отчего ты не отвечаешь? Или ты не слышишь?

Глаза Нерона привыкли к темноте и он различал неверный свет, излучаемый наготой Поппеи. Она лежала равнодушная и безжизненная. Спазмы волнами пробегали по ее телу. Затем оно застыло, окаменело. Широко раскрытые глаза перекосились.

— Куда ты уставилась? Она помешалась! — вскрикнул Нерон.

Он попытался успокоить ее и согреть поцелуями ее губы; но они застыли и леденили его собственное дыхание.

Время томительно тянулось.

— Бедная! — простонал он. — Какие мы оба несчастные!..

Поппея глубоко вздохнула и очнулась. Ее левая щека словно одеревенела. Нерон смотрел на нее. Такой же несчастный, как и она, он читал на ее лице родное ему горе.

Он оглянулся на прошлое, и перед ним всплыло воспоминание…

— Однажды, — прошептал он, — и со мной это случилось. Я был простерт на постели и не мог спать; совсем как теперь. Мне казалось, что ночь длится без конца Я ждал утра…

Поппея прислушалась.

— Утром я лежал бы все так же — но…

— Но? — переспросила она.

— Наступил день… Торжественная трапеза… Британник…

Они вновь умолкли.

— И тебе тогда стало легче, не правда ли? — убежденно произнесла Поппея.

Нерон несколько мгновений промолчал. — Не знаю!

— На тебя тогда снизошел покой, — подсказала она.

— Да… Я обрел спокойствие и мир.

Они повернулись лицом друг к другу, взоры их слились; губы соприкасались; они словно налету ловили их движения и предугадывали слова. В выражении их черт появилось какое-то сходство; в них была та же мука и та же тревога. На устах Нерона Поппея прочла нерешительное «но»… Она закрыла их поцелуем и передала Нерону свою горячку. Безмолвные, оба чувствовали, что думают об одном и том же.

— Да? — умоляюще, едва внятно спросила Поппея.

— Да! — глухим, подавленным голосом ответил Нерон.

За окном все еще кружил ураган. Он вцеплялся в оливковые деревья и переворачивал их листья светлой стороной вверх. Деревья стали походить на огромных женщин в белых туниках.

Но дождь никак не мог пролиться.

Нерон и Поппея испробовали все возможное. Император не одобрял яда: он знал, что от него на трупе выступают пятна и что он, таким образом, наводит на след…

Поппея посоветовала Нерону для вида помириться с матерью, и он последовал ее совету. Он направил все свои усилия на восстановление добрых отношений с Агриппиной. Он хотел завоевать ее прежнее доверие и в совершенстве разыгрывал свою роль. Он вернул матери ее телохранителей, при встрече целовал у нее руку, оказывал ей всяческое почтение и внимание.

Аницет, командующий Мизенумским флотом, велел построить галеру и тайно наполнил ее свинцом, дабы ее корпус, не выдержав тяжести, дал трещину в открытом море. Он рассчитывал, что при кораблекрушении Агриппина погибнет. Но старая императрица была настороже, и ее не удалось заманить на галеру.

Император, Поппея и Аницет, ненавидевшие Агриппину, приходили в отчаяние. По наущению Поппеи свод в опочивальне старой императрицы был пробит. Но попытка вызвать обвал и таким образом убить Агриппину тоже не удалась и только ухудшила положение покушавшихся.

Тогда Аницет принял иное решение.

Около полуночи он ворвался с двумя моряками в загородную виллу, где императрица-мать лежала больная. Все трое вломились в двери и вторглись во внутренние покои. Впереди шли крепкие моряки Олоарций и Геркулес. За ними следовал Аницет.

Моряки были вооружены лишь веслами, но Аницет держал обнаженный меч. В опочивальне было темно. Лишь слабое пламя ночного светильника тускло мерцало.

Маленькая рабыня, спавшая около ложа Агриппины, вскочила и с воплем выбежала.

— Спасайся! — презрительно бросила ей вдогонку императрица.

Она осталась одна, предвидя все, что должно было последовать. Она не вымолвила ни слова, не пыталась даже просить пощады, только подняла оборонительным движением руку над головой. Убийцы на мгновение застыли. Императрица слыла колдуньей, знавшей сверхъестественные чары.

— Что вам надо? — спросила она моряков.

Олоарций подскочил к ней и со всего размаха ударил ее веслом по голове; сознание ее помутнело, но у нее еще хватило силы подняться с ложа. Она посмотрела Аницету прямо в глаза, и меч дрогнул в его руке.