Д. Коштолани - Нерон

— Я подвезу тебя в своей тележке, приятель, — говорил один из них. — В трактире Абилиано я оставил своего осла, который, как тебе известно, является предметом зависти моих соседей. Таким образом мы приедем в город ранее, чем запрут ворота.

— Очень тебе благодарен, сосед. Не безопасно идти одному теперь, когда в наших деревнях развелось столько бродяг, которых мы содержим на жалованье для войны с турдетанами, и столько злого люда, бежавшего из города после последних беспорядков. Ты ведь знаешь, что третьего дня нашли на дороге труп Актэно, цирюльника с Форо. Его убили с целью грабежа, когда он возвращался вечером в свой загородный дом.

— Говорят, что теперь, после вмешательства римлян, мы заживем покойнее. Послы Рима отсекли множество голов и утверждают, что благодаря этому у нас водворится мир.

Оба на минуту приостановились и повернули головы, чтобы посмотреть на римскую либурнику, которая еле виднелась возле башни порта, скрытая сумраком надвигающейся ночи. Затем продолжали свой путь, медленно идя, как бы размышляя.

— Я знаю, — продолжал один из них, — что я не более как сапожник, у которого есть лавка подле Форо и который может удовольствоваться кошельком серебряных викториат, чтобы спокойно доживать старость и проводить вечера на набережной с удочкой в руке. Я не знаю того, что знают риторы, которые, отправляясь за городские стены, рассуждают, крича, как фурии; я не мыслю, как философы, которые собираются на портиках Форо, чтобы спорить среди насмешек торговцев о том, кто прав из мыслителей Афин. Но при всем своем невежестве, я задаю себе вопрос, сосед: к чему эти распри между людьми, с которыми мы живем в одном городе и к которым мы должны относиться как к братьям?.. К чему?

Приятель сапожника в знак одобрения кивал головой.

— Я понимаю, что у нас есть основания быть во враждебных отношениях с нашими соседями турдетанами: во-первых, из-за проведения воды на поля, во-вторых, из-за пастбища и более всего из-за земельных границ и того, что мы мешаем им воспользоваться этим прекрасным портом; я понимаю, что горожане вооружаются, что они ищут сражения и стремятся разрушать их деревни и сжигать хижины. Наконец, это люди не нашего племени. Кроме того, ведь война доставляет рабов, в которых большею частью чувствуется недостаток; а без рабов, что бы делали мы, люди… горожане?

— Я беднее тебя, сосед, — сказал другой рыболов. — Изготовление лошадиных седел не приносит мне такого заработка, как тебе башмачное ремесло, но и при моей бедности я нахожу возможным держать раба турдетана, который мне весьма полезен. И я хочу войны, так как она повышает цену на мой труд.

— Война с соседями., быть бы ей, в добрый час! Молодежь крепнет и ищет случая отличиться, республика же приобретает этим значительность; а все, после того как побегают по полям и горам, покупают обувь и дают чинить седла своих лошадей. Чего же лучше! Так-то и держится торговля. Но где смысл в том, что мы вынуждены более года превращать Форо в поле битвы и каждую улицу в крепость? Разве сладко торговать в своей лавке, запрашивая с красивой горожанки за сандалии, сделанные по азиатской моде, из папируса, или же продавая прекрасные греческие котурны, когда слышишь на площади звон орудия, крики и вопли умирающих, а проходя по порту боишься, чтобы тебе не пустили в седалище какой-нибудь шальной дротик. И из-за чего? Какой может существовать повод к тому, чтобы жить как собака с котом на лоне этого Зазинто, столь спокойного и трудолюбивого в прежние времена.

— Гордость и богатство греков… — начал говорить спутник.

— Да, я это знаю. Ненависть между иберийцами и греками; убеждение, что греки, благодаря своим богатствам и образованию, главенствуют и эксплуатируют иберийцев… Точно действительно в городе существуют иберийцы и греки!.. Иберийцы это те, которые живут по ту сторону этих гор, скрывающих от нас горизонт, грек же это тот, который, мы видели, сошел с корабля и идет теперь вслед за нами; но мы, мы не более как сыны Зазинто или Сагунта, как хотят именовать наш город. Мы являемся последствием тысячи столкновений земли с морем, и сам Юпитер затруднился бы сказать, кто были наши предки. С тех пор как на этих полях змея укусила Зазинто и наш отец Геркулес воздвиг высокие стены Акрополя, кто может отличить людей, прибывших сюда, от тех, которые здесь жили. Сюда прибывали люди из Тира со своими кораблями с красными парусами в поисках за серебром, лежащим в недрах земли; моряки Занта, бежавшие со своими семьями от тиранов своей родины; жители Ардеи, население Италии, бывшее могущественным в те времена, когда еще не существовал Рим; карфагеняне того времени, когда больше думали о торговле, чем о военных подвигах… и могу ли я знать какие еще народы! Интересно послушать, когда обо всем этом рассказывают педагоги на портике храма Дианы, объясняя историю… Я сам, разве я знаю, грек ли я или ибериец Мой дед был отпущенником из Сицилии; он прибыл сюда с поручением от одной фабрики глиняной посуды и женился на кельтиберке. Мать моя была лузитанка, приехавшая сюда с экспедицией для продажи золота в порошке купцам Александрии. Я так же, как я другие, горжусь тем, что я сагунтец. Те, которые почитают в Сагунте иберийцев, верят в греческих богов; греки же, не замечая, усваивают многие иберийские обычаи; они считают себя чуждыми друг другу потому, что живут разобщенно в этом городе, но их праздники одинаковы и в ближайшие торжества в честь Минервы ты увидишь вместе дочерей эллинских коммерсантов и детей тех граждан, которые обрабатывают землю, носят грубое сукно и отпускают бороды, чтобы больше походить на коренное население.

— Да, но греки захватили все в свои руки, они хозяева всего, они завладели жизнью города.

— Они более образованы, более отважны; в их личности есть нечто божественное, — сказал поучительно сапожник. — Обрати внимание на того, который позади нас. Одет он бедно; быть может, в его кошельке нет и двух оболов, чтобы поужинать; возможно, что он будет спать под открытым небом, и все же он кажется Зевсом, который, переодевшись, спустился с небес.

Оба ремесленника оглянулись на грека и затем продолжали свой путь. Они направились к хижинам, которые, окружая порт, оживляли его своей жизнью.

— Есть другая причина вражды, которая разъединяет нас, — сказал седельщик. — Не только неприязнь между греками и иберийцами; одни хотят, чтобы мы были друзьями Рима, а другие — Карфагена.

— Ни теми, ни другими, — наставительно сказал сапожник. — Быть покойными и торговать, как в прежние времена, — вот что необходимо для нашего довольства. Греки Сагунта хотят, чтобы мы поддерживали дружбу с Римом и это я ставлю им в упрек.