Валентин Пронин - Царь Саул

— Бывший погонщик волов совсем неплохо себя показал, — заметил Рехмиу. — Я был бы рад держать под своей рукой столь успешного полководца. Впрочем, кое-что о войнах ибримского царя я узнал. У меня есть соглядатаи в Пелиштиме.

— Первосвященник Шомуэл начал проявлять враждебность к Саулу, — продолжил Гист, помолчав. — Он решил вместо Саула поставить другого человека, не столь удачливого и упорного. Первосвященник обвинил царя в нарушении воли бога, который сообщал свои пожелания ему одному, прилетая в священную Скинию.

— Скиния? — поднял брови номарх.

— Это переносной храм, — сказал Нахт. — Шатёр для совершения священных ритуалов у племён козопасов.

— Обычная кожаная палатка, — подтвердил Гист. — В неё разрешено входить только первосвященнику и левитам.

— Разговаривать с богом в палатке может один первосвященник? — насмешливо произнёс Нахт. — А кто докажет истинность того, что объявляет всем этот человек?

Жрец Хнумхотеп посмотрел на сиятельного Нахта сурово, как на позволившего себе недопустимую вольность.

— Вера в богов или вера в повеление бога не требует доказательств, — жёстко сказал он. — Вера либо есть, либо её нет. Тот, кто требует доказательств воли богов, есть сомневающийся преступник. Он подлежит суду жрецов и наказанию, если суд сочтёт таковое решение справедливым.

— Слова твои истинны, мудрейший Хнумхотеп, — торопливо проговорил чиновник-скопец. — Однако нельзя же сравнивать веру в вечных и всемогущих богов Кеме с измышлениями тёмных племён, у которых храм всего лишь шатёр из козлиной кожи.

— Я не обсуждаю здесь истинной веры и великих богов. Я не хочу сравнивать с ними колдовские поклонения духам, летающим в кожаные шатры. Хотя для эшраэлитов придумана вера полезная и объединяющая этих бывших кочевников. И создана она мудрыми учителями под сводами египетских храмов. — торжественно подытожил жрец.

— Не будем вести споры, — снова вступил Рехмиу, искривив лицо брюзгливой гримасой. — Во всякие времена бывали изменения. Например, не забыли ли вы… Впрочем, почти все изображения и надписи фараона-отступника уничтожены [89] Речь идёт о фараоне Аменхотепе IV (XIV век до н. э.). Он отменил древних богов и ввёл в Египте культ единого бога Атона, олицетворявшего солнечный диск. Себя он переименовал в Эхнатона («Дух Атона»), а столицу назвал Ахетатон. Старые храмы закрыли. Всё это дало повод фараону упразднить власть жрецов. Произошли перемены в письменности, языке и искусстве. После смерти Эхнатона, его начинания были уничтожены. Жрецы вернули старых богов и старые догмы. — Прим. авт. , когда вернулись к старым богам. Случилось это… сейчас уж и не вспомню толком… И как звали этого фараона-злодея тоже забыл… Упоминал кто-то из жрецов, что он приказал всему царству Кеме поклоняться одному богу-Солнцу. Впрочем, я больше ничего не знаю да и не хочу знать. Скажи-ка, Гист, что ты ещё делал при царе Сауле?

— Кроме врачевания, я исполнял кое-какие казначейские дела, потому что среди окружения царя не оказалось ни одного человека, знающего письменные знаки и искусство счета. Только через несколько лет часть этих обязанностей приняли на себя дядя царя и один сидонец, придумавший удобные значки для записи.

— Вернёмся к тому, в чём обвинил первосвященник царя Саула, — напомнил Нахт, видимо, сожалея о своих сомнениях по отношению к воле единственного бога эшраэлитов. Раздражение жреца Хнумхотепа его несколько испугало.

— Как я уже говорил, Шомуэл обвинил Саула в неисполнении приказа, который бог передал ему в Скинии. — Гист выпил своё вино и держал пустую чашу в руках. — Старик-первосвященник, а его устами сам бог, требовал чтобы царь, побеждая врагов, убивал всех людей и животных. И даже сжигал имущество побеждённых не беря — ни ценностей, ни одежды. Разрешалось оставлять только оружие.

— Но это похоже на безумие, — почти растерянно произнёс номарх. — Даже самые дикие народы не делают такой глупости. А куда Саул должен был девать украшения из золота и серебра? Выбросить в пропасть? Закопать в песок? А дорогие одежды, ковры и всякую утварь… Сжечь? И зачем резать целые стада овец и прочих животных, оставляя их грифам, орлам и шакалам? Наконец люди… Даже желая наказать за сопротивление и верша священную месть, завоеватели всё-таки оставляют красивых девушек, молодых крепких мужчин и здоровых детей. Ведь их можно выгодно продать, получив большую прибыль. Не понимаю. Тут какие-то очень тёмные ритуалы. Но совершенно бессмысленные.

Гист лукаво усмехнулся.

— Первосвященник добивался, чтобы царь и его приближённые не богатели от военной добычи, чтобы не поддерживать в ополчении желания служить Саулу, — сказал лекарь. — А среди родственников царя, начальников войска и среди простых воинов зрело недовольство. И однажды, после победы над амаликцами, Саул сохранил часть стад, оставил себе верблюдов и дорогие вещи. Он одарил воинов и полководцев, не забыл и свою семью. Тогда Шомуэл прибыл в военный лагерь и при всех заявил: «Бог проклял Саула за непослушание и хочет отобрать у него царский венец». Саул пришёл в ужас и умолял о прощении. Он, конечно, не отказался от царского венца, но сильно огорчился. Он верил властному старику и боялся бога Ягбе. Первосвященник уехал в ярости, понимая, что его планы срываются.

— Это нужно было ожидать, — сказал Нахт, покосившись на жреца.

— Дальше последовали тайные деяния первосвященника. Позже они стали известны, — продолжил Гист. — Шомуэл скрытно приехал в городок Бет-Лехем. Там он помазал на царство юношу, сына некоего Ешше. Юношу звали Добид. Его занятием было пасти отцовских овец. Как оказалось, Добид умел хорошо играть на арфе, знал много песен и молитв. А ещё, гоняя по холмам отару, он постоянно упражнялся в метании камней из пращи.

— Мне кажется, у юноши присутствовали все нужные качества, чтобы носить венец эшраэльского царя, — тонко пошутил превосходительный господин Рехмиу.

— Если бог прилетает в кожаный шатёр, то за царя вполне сойдёт и пастух, — поддержал шутку номарха сиятельный Нахт.

Жрецу Хнумхотепу эти шутки не понравились.

— Бог способен явить своё присутствие в любом месте и, по желанию своему, вознести избранного человека в любое достоинство, — сказал он.

Повинуясь поощрительному жесту номарха, Гист не перестал говорить.

— У царя Саула был двоюродный брат Абенир. Человек смелый, жестокий, весьма неглупый и не желающий упустить ту благоуспешность, какая внезапно выпала ему в жизни. Из землепашца стать правой рукой царя, главным начальником войска… Такое удаётся редким счастливцам. Абенир задумал создать группу соглядатаев, чтобы следить за происками Шомуэла. Здесь, должен сознаться, я всячески помогал Абениру. За Саула были некоторые влиятельные люди из южных областей Эшраэля. Ими владело понимание выгод при царском правлении в противоположность устаревшим требованьям священников. — Гист поперхнулся и опасливо посмотрел на Хнумхотепа.