Джон Дефорест - Мисс Равенел уходит к северянам

А Картера между тем томило предчувствие, что его хлопоты за себя в Вашингтоне будут иметь ничуть не больший успех. На каждой станции он выходил опрокинуть стаканчик и прибыл в столицу пьяный и все в том же дурном настроении. Наутро, свежий и трезвый, он пошел к генералу Галлеку и представил свои донесения, но не услышал в ответ ничего, кроме формальных любезностей, потом разыскал своего приятеля, депутата конгресса, и обсудил с ним подробно вопрос о генеральской звездочке.

— Видите ли, полковник, вы у нас на дурном счету, — сказал ему депутат, — вы, говорят, утверждали, что война продлится пять лет.

— И сейчас утверждаю то же. Скоро стукнет три года, как мы воюем. Ручаюсь еще за два. Меня нужно повысить в чине — так-перетак! — хотя бы за проницательность.

— Совершенно согласен, — захохотал депутат. — Но они не согласны. Ведь о тех же пяти годах нам твердят и «змеи-медянки». Выходит, что вы с ними сходитесь. А такие прогнозы пугают народ и вселяют бодрость в мятежников.

— Клянусь Юпитером! Пусть мне отыщут мятежника, который взбодрится при вести, что ему предстоит воевать еще целых два года.

Депутат снова захохотал, признавая тем правоту и остроумие полковника.

— И еще — флибустьерское прошлое. Согласитесь, что в те времена вы сильно ошиблись в своих прогнозах; и прямо скажу, в вашем деле это одна из главнейших препон. В общем, вы не в фаворе у левых, у радикалов. Президент не будет чинить вам препятствий, военное министерство тоже. Они признают вашу верность флагу, способности и заслуги. Опасен сенат. Придется ждать перемен. Откровенно скажу вам, в нынешней обстановке сенат вас провалит.

Картер ругнулся, застонал от досады и стал грызть сигару.

— Но не падайте духом, — продолжал депутат. — Двух или трех радикалов мы уже уломали. Найдем еще трех-четырех, и этого будет достаточно. Добьемся приказа, продвинем на утверждение. Обещаю вам это сделать при первой возможности. Но вы должны стать ярым противником рабства. Отъявленным аболиционистом. Неофиты должны быть усердными.

— А разве я не усерден, клянусь Юпитером? Было время, я возражал против набора в армию негров. А сейчас я сторонник этого убежденный сторонник. Разумнейшее мероприятие! Я лично готов взять бригаду черных солдат.

— Даже так! Ну тогда вам доверят и белых тоже. И вообще, раз вы приехали, потолкайтесь среди депутатов. Сейчас почти все в Вашингтоне. Я вас сам познакомлю и с друзьями и с недругами. Это будет полезно.

Картер послушал совета. С кем-то он выпивал, других угощал ужином, кому-то сказал приятное, кого-то заверил в своей враждебности к рабству, всем улыбался, но в душе оставался мрачен. Его глубоко возмущало, что судьбу тех, кто воюет, будут решать люди, которые сами спят в белоснежных постелях и ни разу в жизни не слышали посвиста пуль. Он считал, что роняет себя, подлаживаясь к депутатам и дельцам от политики. Но его понуждала профессиональная страсть солдата к этой звезде на погонах и пуще того — необходимость умножить доход. Когда через две недели стал истекать срок служебной поездки Картера и он покидал Вашингтон, ему было твердо обещано, что его представят при первой возможности к званию бригадного генерала; он и сам теперь полагал, что имеет солидные шансы на утверждение в сенате. Приехав в Нью-Йорк, он отправился к миссис Ларю. Надо сказать, что, покидая высоконравственный Вашингтон, Картер еще не имел такого намерения, но, приближаясь к Нью-Йорку, почувствовал вдруг, что его к ней действительно тянет. К тому же ему пришла в голову мысль, что, быть может, его вашингтонское дело удалось бы продвинуть успешнее, если бы миссис Ларю согласилась поехать туда и испытать там свое оружие, la sainte passion [140] Святая страсть ( франц .). и так далее, на многодумных сенаторах Соединенных Штатов.

— Почему же вы не сказали мне этого сразу? — вскричала она. — О, mon ami, [141] Друг мой ( франц .). вы должны быть со мной откровеннее. Я бы поехала с вами, хлопотала бы денно и нощно. Это было бы презабавно! Я свела бы с ума всех сенаторов-аболиционистов. Закружила бы голову мистеру Сэмнеру и мистеру Уилсону. И они писали бы книжки, посвящали бы их святой Марии Магдалине.

Ее так восхитила эта идея, что она закружилась по комнате, призывно сверкая глазами, хохоча и жестикулируя.

— Но одной ведь мне ехать нельзя, не так ли? — сказала она, садясь рядом с ним и, ласково гладя его по плечу. — Я должна там иметь какие-то светские связи, а для этого нужно время. И потом, я уже купила обратный билет на «Миссисипи».

— Значит, мы едем вместе, — ответил Картер. — Я ведь тоже — на «Миссисипи». Как это я не подумал взять вас с собой в Вашингтон? Экий дурак, право!

— Разумеется, mon ami. И это весьма прискорбно. Просто désespérant. [142] Приводит в отчаяние ( франц .).

Возвращение на Юг проходило у этих двоих приблизительно так же, как последние дни их поездки на Север, с тем отличием, что Картер меньше страдал от угрызений совести и держался повеселее. Деньги у Картера вышли, и он без стеснений попросил сто долларов в долг у миссис Ларю. Она очень мило раскрыла свой кошелек.

— К вашим услугам, мой друг, — сказала она. — Мне ведь нужно только на жизнь и еще на портних, чтобы быть comme il faut, [143] Как подобает ( франц .). остальное — все ваше.

Бедному Картеру оставалось только сказать спасибо. Мягко и вкрадчиво миссис Ларю забирала его в свои ручки; и надо признать, что господство ее шло ему не во вред. Она отучила его, например, от грубых армейских привычек. Лили слишком любила мужа, чтобы делать ему замечания. А миссис Ларю, посмеиваясь, отучала его от непристойной божбы и бранила его всерьез, если он напивался. Она починила ему носки, привела в порядок обтрепанный галстук, велела прислуге почистить его мундир; и это было ему очень кстати после всех поездок и выпивок, потому что Картер принадлежал к той категории мужчин, — увы, весьма многочисленной, — которые, только лишь слабый пол перестанет печься о них, превращаются в оборванцев. Она больше с ним не кокетничала и не впадала в чувствительность, а вела себя так, как ведет жена после нескольких лет счастливой семейной жизни. Иными словами, была мила и заботлива, баловала, малость поругивала, любила, но не до безумия и обсуждала с ним только то, что находила нужным. Все шло у них мирно, совсем по-домашнему; они уже меньше таили свои отношения и реже впадали в панический страх, что их роман вдруг раскроется. Оба были бывалыми грешниками и потому сохраняли спокойствие духа. Между прочим, надо заметить, что терзания Картера были связаны только лишь с тем, что он нежно любил жену и считал, что грубо нарушил ее доверие; о том, что он поступает дурно в отношении миссис Ларю, он даже не помышлял и вообще мало думал о том, что хорошо и что дурно в этих вопросах. А потому, попривыкнув к своему положению, обрел и душевный покой.