Джон Дефорест - Мисс Равенел уходит к северянам

Какой изумительной партией был бы полковник Картер для любой новоорлеанской девицы.

Равенел улыбнулся и молча кивнул; так он отвечал обычно на речи, которые почитал неуместными или пустыми. Тот факт, что, прожив в этом городе двадцать пять лет и решительно расходясь с новоорлеанцами по самым щекотливым вопросам, доктор не стал еще жертвой местных бретеров, неопровержимо свидетельствовал о его неизменной учтивости.

— Хочу познакомить его с дочерьми Лэнгдонов или Дюмас; погляжу, что из этого выйдет, — продолжала миссис Ларю.

Равенел молчаливо выразил свое восхищение, хоть и был целиком захвачен в этот момент многообещающим минералогическим замыслом и отнюдь не взволнован проблемой, поднятой миссис Ларю. Вознегодовав на его равнодушие к предмету беседы, она продолжала свое с чисто индейским упорством испытанной светской дамы.

— Он из прекрасной семьи, одной из старейших в Вирджинии. Завидная партия для любой из наших девиц. Перед ним, конечно, открыта карьера. Чуть не единственный кадровый офицер во всем здешнем корпусе. И первый кандидат на генеральскую должность. Не удивлюсь, если Пятицентовый Батлер останется позади. Прошу извинить, конечно, генерал-майор Батлер! Все вокруг называют его Пятицентовым, вот и я повторяю, словно его так крестили. Прошу вас запомнить мое предсказание. Через год наш полковник Картер обгонит его.

— Что же, может, оно и к лучшему, — ответствовал Равенел со спокойствием проконсула Галлиона.

— У него отличный оклад, — продолжала миссис Ларю. — В должности мэра он получает три тысячи, да еще полковничье жалованье — две тысячи шестьсот. Пять тысяч шестьсот долларов — да ведь это богатство по нашему времени!

— Без сомнения, — признал Равенел и подумал, что при своих полутора тысячах непременно увязнет в долгах.

Миссис Ларю помолчала, не зная, идти ли в атаку. Уже два или три раза она подступала вплотную к теме и притом не сумела толком узнать, что же думает доктор. Она походила сейчас на того мальчугана, который прилежно шагает две мили до речки, надевает коньки, потом видит, что лед еще тонок, раздумчиво чешет затылок, снимает коньки и идет восвояси. Нет, сегодня она решительно вступит на лед, даже с риском попасть в полынью.

— А не кажется вам, что Картер хорошая партия для нашей малютки?

Тут доктор оставил все мысли о робинзонитах и полностью переключился на предмет разговора; подавшись вперед, он пристально глядел сквозь очки на миссис Ларю.

— Я охотнее похоронил бы ее, — заявил он в сердцах.

— Вы меня изумляете. Согласна, есть разница в возрасте, но совсем ведь ничтожная. Мужчина в его летах считается молодым. И к тому же в наше ужасное время так трудно устроиться. Назовите хоть одного жениха во всем городе.

— А ей вовсе не к чему выходить замуж, — возразил запальчиво доктор. — Она может по-прежнему оставаться со мной.

— Вы шутите, доктор.

— Ни капельки не шучу. Прошу извинить, если я не согласен с вами, но уж позвольте считать, что в этом вопросе я прав.

— Вы не даете возможности с вами спорить. Себялюбиво отбрасываете все разумные доводы. Я тоже прошу извинить меня, но вы — эгоист. Помешать замужеству дочери — это фактически то же, что разбить сыну карьеру, помешать ему в выборе дела или специальности. Любить — священное право женщины.

— Пусть она любит меня, — заявил в ответ доктор. Он понимал, что речи его нелепы, но смысл их сводился к тому, что он отвергает кандидатуру полковника Картера.

— Я вижу, что вам приспичило сделать из Лили унылую старую деву, — теряя терпение, сказала миссис Ларю, — и остаться без внуков.

Равенел поднялся с кресла, как видно, очень встревоженный, прошелся по комнате. Потом внимательно и пытливо поглядел на миссис Ларю.

— Надеюсь, вы не приметили в Лили какой-либо склонности к этой… идее?

— Ни малейшей, — солгала миссис Ларю легко, без запинки.

— И не вели с ней таких… разговоров?

— Разумеется, нет, — солгала эта милая дама вторично.

— Очень надеюсь, что вы и в дальнейшем не станете этого делать. Дайте мне слово, прошу вас.

— Раз вы желаете, — вздохнула миссис Ларю, — хорошо, я даю вам слово.

— Чрезвычайно обязан, — сказал Равенел.

— Меня тоже, признаться, смущала сперва разница в возрасте, — начала было снова миссис Ларю, пытаясь создать впечатление, что это и есть основное препятствие к браку; но тут ее шурин энергично потряс головой, давая понять, что разница в возрасте сущий пустяк по сравнению с другими причинами; после чего, оглядев собеседника проницательным взором, миссис Ларю решила прервать разговор.

— Хотел бы еще попросить вас, — сказал в заключение доктор, — чтобы в дальнейшем, если я буду в отсутствии, вы разрешили Лили принимать визитеров у вас. У нас ей, одной, неудобно принимать визитеров-мужчин.

Миссис Ларю согласилась, тем более что от нее лишь зависело, быть ей придирчивой или беспечной дуэньей.

«Почему же он так настроен против этого брака?» — удивлялась она. Миссис Ларю считала в порядке вещей, что закоренелый в пороке мужчина берет себе в жены невинную юную девушку, и, привыкши смотреть на щепетильного доктора как на человека с причудами, она не могла себе даже представить, с каким отвращением подобный отец относится к мысли отдать свою дочь за прожигателя жизни.

«Aurait-il decouvert, — размышляла она, — la petite liaison de monsieur le colonel? Il est vraiment curieux, mon beaufrère; c’est plutot une vierge qu’un homme». [81] Не проведал ли он об интрижке полковника? Он действительно чудаковат, мой шурин. Больше похож на невинную девушку, чем на мужчину ( франц.).

Пусть читатель не думает, что эта хитроумная дама собиралась всерьез выполнять обещание, данное доктору. С ним действительно она больше не говорила о задуманной ею женитьбе; но только имея в виду усыпить его подозрения, предотвратить вмешательство доктора в естественный ход событий, который — она полагала — понемногу сам приведет к намеченной цели. Но она продолжала по-прежнему нашептывать девушке похвалы полковнику Картеру и старалась почаще оставлять их вдвоем на десять, пятнадцать, а то и на двадцать минут, от чего бедная Лили приходила в смущение и либо впадала в чрезмерную нервную говорливость, либо, напротив, замыкалась в молчании. Надо заметить, что Картер не проявлял к миссис Ларю никакой благодарности. Он не считал, что в любовных делах нуждается в чьей-либо помощи, и не брал на себя никаких обязательств перед непрошеными помощниками. А кроме того, веря в свою многоопытность, он был уверен, что видит насквозь миссис Ларю, и не намерен был становиться игрушкой в руках интриганки, пусть даже и самой искусной. Действительно, он разгадал порочность ее натуры; и хоть подобные свойства характера ничуть не пугали его, в супруги миссис Ларю он бы себе не взял. Беседуя с Колберном, полковник любил называть ее, похохатывая, «эта Ларю». Капитан, со своей стороны, отзывался о миссис Ларю с неизменной почтительностью: она состояла в родстве с Равенелами, и это накладывало на него определенные обязательства.