Анатолий Марченко - Звезда Тухачевского

— Он был командиром полка, — подсказал кто-то.

— Командиром мехбригады, — уточнил Буденный.

— Там два Павловых, — счел нужным сделать еще одно уточнение Ворошилов: мелочь, а красноречиво говорит о знании кадров, о том, что он, нарком, вникает во все, вездесущ! — Один из них — старший лейтенант…

— Павлов отличился особенно, — не дал ему договорить Сталин.

— Ты хотел сказать о молодом Павлове? — не унимался Ворошилов: ему представилась прекрасная возможность, во-первых, принародно назвать Сталина на «ты» (знай наших, усекай, какая у нас с вождем близость, а ну-ка, попробуй кто назвать Сталина на «ты», посмотрим, что из этого будет!) и, во-вторых, еще раз подчеркнуть свое знание армейских кадров, вплоть до старших лейтенантов.

Сталин не удостоил его ответом: обращение на «ты», пусть оно и исходило от Ворошилова, брошенное в зал во всеуслышание, испортило вождю настроение.

— А кто раньше слышал о Берзине? — продолжал Сталин. — А посмотрите, какое он дело наладил! Замечательно вел дело. Штерна вы знаете? Всего-навсего был секретарем у товарища Ворошилова. Я думаю, что Штерн не намного хуже, чем Берзин, может быть, не только не хуже, а даже лучше. Вот где наша сила — люди без имен. «Пошлите, — говорят, — нас, людей с именами, в Испанию». Нет, давайте пошлем людей без имени, высший и средний офицерский наш состав. Вот сила, она и связана с армией, она будет творить чудеса, уверяю вас. Вот из этих людей смелее выдвигайте на руководящие посты, они все перекроят, камня на камне не оставят. Выдвигайте людей смелее снизу. Смелее — не бойтесь.

Дружные аплодисменты вновь прервали напряженную тишину.

— Вот, товарищи, в основном все, что я хотел вам сегодня сказать.

Едва стихли новые аплодисменты, Ворошилов поднялся из-за стола.

— Товарищи, работать будем до четырех часов.

— Надо бы перерыв, покурить, — раздались голоса.

— Ох уж эти заядлые курильщики! — нарочито грозно отозвался Ворошилов. — Здоровье свое гробят, а без здоровья какие из них военачальники? Объявляю перерыв на десять минут. Успеете дыму наглотаться?

— Климент Ефремович, — поднялся со своего места Блюхер. — Нам сейчас, когда вернемся в войска, придется разъяснять указания товарища Сталина. Словом, нужно войскам рассказать, в чем тут дело. Хотелось бы получить установки.

— То есть перечислить, кто арестован? — усмехнулся Сталин.

— Нет, товарищ Сталин, не совсем так.

— Я бы на вашем месте, товарищ Блюхер, будучи командующим Особой Краснознаменной Дальневосточной армией, поступил бы так: собрал бы более высокий командный состав и им все подробно доложил. А потом собрал бы командный состав пониже и объяснил бы более сжато, но достаточно вразумительно, чтобы они поняли, что враг затесался в нашу армию, он хочет подорвать нашу мощь, что это наемные люди наших врагов, японцев и немцев. Мы очищаем нашу армию от них, не бойтесь, расшибем в лепешку всех, кто на дороге стоит. Вот я бы так сказал. Верхним сказал бы шире.

— Товарищ Сталин, а красноармейцам можно сказать то, что предназначено для узкого круга?

— Нет, красноармейцам скажите то, что для широкого круга.

— Может быть, для облегчения этой работы следует издать специальный приказ о том, что в армии раскрыт заговор? И этот приказ начальствующий состав зачитает перед строем во всех частях.

— И раздать стенограмму высшему комсоставу, — добавил Сталин. — Хорошо бы, если бы товарищи взялись и наметили в каждой отдельной части двух своих заместителей и начали растить их как по политической части, так и по командной.

— Давайте это примем, — тут же поддержал Ворошилов. — Это по партийной линии принято.

— Это даст возможность лучше изучать людей, — подчеркнул Сталин.

— Вот этот самый господинчик Фельдман, из заговорщиков, отвечал за кадры, я у него много раз требовал, чтобы он дал мне список на сто пятьдесят человек как резерв для выдвижения, — пожаловался Ворошилов. — Так за три года не мог от него добиться. Специально тянул, стервец. Наконец, принес. Надо этот список разыскать.

— Я этот список видел, — ухмыльнулся Буденный. — Там все троцкисты, одни взяты уже, другие под подозрением.

— Так как половину из них уже арестовали, то этим списком остается только подтереть задницу, — впервые за все время улыбнулся в усы Сталин. — Я чувствую, у вас нет таких людей, которые могут быть заместителями?

— Есть, — не очень уверенно ответил за всех Ворошилов: попробуй назвать имена, а они окажутся врагами народа! — У нас известная градация по росту. К примеру, командир корпуса будет искать себе заместителя среди командиров дивизий, но так как командиров дивизий мало и он не может оттуда наметить, пусть ищет среди командиров полков и батальонов.

— Есть еще один тонкий вопрос. — Сталин уже говорил, окруженный членами Военного совета и приглашенными, которые окружили его перед тем, как уйти на перерыв. — Я думаю, что среди наших людей, как по линии командной, так и по линии политической, есть еще такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему что-нибудь, хотели вовлечь, пугали, шантажом брали. Хорошо внедрить такую практику: если эти люди придут и сами расскажут обо всем — простить их. Есть такие люди?

— Безусловно, правильно, — послышались негромкие голоса.

— Таким людям нужно помочь и простить, — еще раз повторил свою мысль Сталин.

— Это как прежде бандитам обещали прощение, если они сдадут оружие и придут с повинной, — заметил Щаденко под робкий смех своих коллег.

— У этих и оружия нет, может быть, они только знают о врагах, но не сообщают, — заметил Сталин.

— Положение их, между прочим, неприглядное, — со скрытой угрозой произнес Ворошилов. — Когда вы будете рассказывать и разъяснять, — он решил, что как нарком тоже обязан дать указания, хотя их уже исчерпывающе дал Сталин, — то прямо скажите: теперь не один, так другой, не другой, так третий, все равно расскажут, пусть лучше сами придут.

— Простить надо, даем слово простить, честное слово даем, — проникновенно сказал Сталин.

— С Военного совета надо начинать. Кучинский и другие, — мрачно изрек Щаденко.

— Товарищ Ворошилов, я к этой группе не принадлежу, — почти плачущим голосом, раболепно глядя на Ворошилова, сказал Кучинский. — К той группе, о которой говорил товарищ Сталин, я не принадлежу, клянусь…

— Вот и Мерецков, — будто не слыша Кучинского, сказал Ворошилов еще более грозно. — Этот пролетарий, черт возьми. А туда же — куда конь с копытом, туда и рак с клешней.

— Это ложь! — запальчиво воскликнул пробившийся к наркому Мерецков. — С Уборевичем я никогда вместе не работал и в Сочи не виделся!

— Большая близость с ними у этих людей, — уже устало сказал Ворошилов, идя вслед за Сталиным. — Итак, товарищи, в восемь часов у меня.