Алексей Шишов - Четырех царей слуга

Генерал Гордон руководил всеми осадными работами, постоянно докладывая царю о их ходе. Их ходом оба были довольны. Шотландец высказал немало слов удивления беспечности турок и их паши, которые словно ждали неприятеля в гости. В своём «Дневнике» под числом 9 июня он записал:

«Вечером мы все отправились к старым траншеям и улучшали их...»

Записи свидетельствуют, что на сей раз земляные работы велись энергично и старательно. Собственно говоря, землекопам приходилось в основном заниматься реставрационными работами, поскольку зима с её ветрами и дождями не наделали больших бед в прошлогодних сооружениях. Между осадными траншеями «полков» проводились соединительные линии, возводились редуты и батареи, на которых устанавливались пушки. Осадную артиллерию и огневые припасы к ней выгружали с судов на речной берег на виду всего Азова.

Безвестный автор из числа московских служилых людей, участник Первого Азовского похода, писал в первопрестольную столицу в первые осадные дни:

«И по сие число (13 июня) кругом Азова, что от каланчей от Дона с горы и по другую сторону к Дону, шанцами дошли. А фуркаты (вероятно, галеры князя Трубецкого. — А. Ш.) и достальный третий караван (шаут-бейнахта Бальтазара де Лозьера) пришёл и стоит у каланчей, и чаем, что на взморье пойдут (де Лозьер) тотчас для того, что вода прибылая с моря есть. А за Доном в городке, что в прошлом году сидел князь Яков Фёдорович Долгорукий, войска нашего нет (форт был занят через несколько дней) для того, что через Дон моста ещё не сделано. И в этот городок присылают из Азова на ночь, сказывают, что будто человек по сту. А мост через Дон Делают на стругах, а ширина поперёк моста 4 сажени трёхаршинных».

Крымская конница числом в тысячу всадников под водительством Нареддин-султана попыталась было помешать ходу осадных работ. 10 июня на рассвете она нанесла сильный удар по русскому стану от реки Кагальник. Но вышедшая ей навстречу поместная дворянская конница, калмыки и казаки отразили нападения во всех местах.

Разгром нападавших был полный. Крымчаков гнали почти десять вёрст по степи до самой реки Кагальник. Сам Нареддин-султан едва спасся бегством, будучи ранен стрелой, пущенной в него молодым калмыцким наездником Дигилеем, получившим в награду от царя золотой червонец. Было взято в плен несколько ханских воинов, среди которых оказался знатный мурза, молочный брат султана Бек Чурубаш. Он и показал на допросе, что на помощь азовскому гарнизону морем должна скоро прибыть корабельная армада.

Гордоновские стрельцы, сидевшие в крепостице в донском устье среди камышей, сослужили-таки хорошую царскую службу, взяв несколько «языков». Азовские лазутчики, которые хотели пробраться к морю по реке, оказались, на удивление, людьми многознающими. Они и сообщили, что со дня на день ожидается прибытие под Азов сильного султанского флота. И что в осаждённой крепости янычары и паша «помощи скорой себе чают». Их показания подтвердили и пленные крымские татары, захваченные во время одного из налётов на русские дозоры.

Пётр сразу же собрал «консилию» из генералитета. Она проходила на лефортовском струге, поскольку генерал и адмирал был болен. Решался один вопрос: что делать с вражеским флотом, если его адмирал — капудан-паша — попытается подать азовскому гарнизону помощь. Мнение Патрика Гордона было таково:

— Надо прикрыть берега Дона пехотой. Для большей надёжности держать там несколько солдатских полков с полевыми пушками. Не дать туркам высадить вблизи города янычарский десант.

Его мнение одобрил и государь, и главнокомандующий боярин Алексей Семёнович Шеин:

— Генерал-инженер прав. Помощь азовским туркам может прийти только с моря. Сейчас ханских конных татар в крепость и плётками не загонишь. Степняки в осаду не сядут.

Выслушав всех, кто брал перед ним слово, Пётр приказал генералу и адмиралу Францу Яковлевичу Лефорту:

— Тебе, господин адмирал мой, такой указ. При появление флота турок все галеры отослать в устье Дона. И быть им там готовыми к морской баталии вместе с лодочной флотилией донских казаков. Но в открытое море против парусных кораблей не выходить, держаться подле берега...

Франт Лефорт, соглашаясь, склонил голову. Царь, посмотрев на своего фаворита, добавил:

— Тебе, мой любезный Франц Яковлевич, в море не ходить. Должен вылечиться — на нынешней войне ещё многое успеешь совершить. Дай только Бог тебе доброго здравия...

Действительно, очень скоро к устью реки подошёл многочисленный султанский флот. Его приближение к берегу было замечено дозорными из русского лагеря, а значит и со стен Азовской крепости, 14 июня. Патрик Гордон в дневниковых записях рассказывает о событиях того дня:

«Утром я был в траншеях и сделал все необходимые распоряжения. Затем мы заметили несколько турецких галер, которые шли к рейду и вскоре в достаточном отдалении бросили якорь. Мы поехали на холм на реке Кагальник, чтобы рассмотреть их лучше, и увидели 16 больших кораблей и значительное число меньших, которое мы точнее определить не могли. Этот флот был приведён турначи-пашой (младший начальник янычарского корпуса в Стамбуле. — А. Ш.) и имел на борту 4000 пехоты, которые должны были быть переправлены в город. Мы решили послать четыре пехотных полка в виде гарнизона в форт на той стороне Дона. Команда над этим отрядом была поручена полковнику Левистону. Было далее решено, что мы, если турки станут высаживать свой резерв, выступим и пойдём против них с 10000 пехоты и со всей нашей конницей».

Но при виде русских судов, развернувшихся для морского боя перед устьем Дона, турецкие корабли подняли якоря и ушли в открытое море. Но перед этим шагом турначи-паша всё же попытался высадить янычарский десант на 24 лодках на берег и обстрелял русские суда «сильной стрельбой» из корабельных пушек. То и другое каким-либо значимым результатом не ознаменовалось.

Дальнейшие события под Азовской крепостью развивались с катастрофической быстротой для турецкого гарнизона. Паша и его воины в бессилии взирали, как перед городом вставали на позиции одна за другой артиллерийские батареи. Вылазки из крепости ни ночью, ни днём успеха не имели. На сей раз «полковые» генералы позаботились о сильных, а самое главное — бодрствующих караулах. Гордоновская прошлогодняя наука Лефорту и Головину даром не прошла.

По совету своего наставника в военном искусстве Пётр стал со всей царской строгостью «испрашивать» своих генералов о караульной службе. Обычно это происходило так:

— Господин генерал, от какого полка и сколько людей у тебя на ночь становится в караул?

— Кто командует солдатами в передних апрошах?