Алексей Шишов - Четырех царей слуга

Теперь положение осаждённой турецкой крепости на берегу Дона стало ухудшаться не только с каждым днём, но и с каждым часом, с каждым броском лопаты русского солдата-землекопа.

Успеху инженерных осадных работ содействовали прибывшие в русский лагерь 13 австрийских офицеров, нанятых дьяком Кузьмой Никитичем Нефимовым, царским посланником в Вене. По военной специальности это были артиллерийский полковник Граге, инженеры де Лаваль и барон Боргсдорф, минёры Генрих Лоренц, Иоганн Гоф, Антоний Кох, Франциск Калзон, Томас Бегант, Николай Тернер, Иосиф Слирер, канониры Лаврентий Шмит, Лаврентий Урбан и Иосиф Очтоия.

Многие из них стали помощниками генерал-инженера Патрика Гордона. Он после обеда с «цесарцами» — австрийцами — у себя в шатре повёл их осматривать осадные траншеи и прочие сооружения. После этого смотра на русских позициях появились новые осадные батареи. Минёры взялись за сооружение «по науке» подземных минных галерей под крепостной вал. Им выделили команды землекопов.

Патрик Гордон представил прибывших цесарцев государю. Тот дал им разрешение на самостоятельное ведение бомбардировки, но посетовал, что они прибыли из Вены слишком поздно.

Война против неприятельской крепости шла своим чередом. Царь даже на войне не менял своих кукуйских привычек, которые бдительно «оберегал» его фаворит Франц Яковлевич Лефорт. На его адмиральском струге редко случался день без обильного застолья. Так, 29 июня государь после обедни принимал на адмиральском судне швейцарца поздравления по случаю дня своего ангела. Патрик Гордон по сему случаю записал:

«Позже он поехал с генералиссимусом и всеми знатнейшими лицами (кроме нас, генералов) к галеасу, где было пиршество, за которым при пушечных салютах славно пили».

Крепостная война под Азовом стала временем славы иноземца на русской военной службе Петра Ивановича Гордона. На рубеже двух веков таким способом уже не бралась ни одна крепость — ни большая, ни малая. Шотландец скрупулёзно отмечал в «Дневнике» всё, что относилось к трудам его как генерал-инженера Большого полка Московского царства на турецкой войне:

«9-е (июля). Насыпь подвели так близко ко рву, что в него стала падать земля. Были брошены все силы на ускорение работы. Насыпь позади наступавших довели до такого совершенства, что она стала отличным укрытием и защитой для христиан. Это наводило ужас на осаждённых: они видели, что их ров неуклонно наполняется землёй, а орудия русских оказались стоящими выше их собственных и всего в 20 шагах от рва».

«10-е (июля). Имперский полковник артиллерии (австриец Граге. — А. Ш .) получил под своё командование все батареи, приказал установить орудия в самых удобных местах и с большим успехом вёл огонь по городской стене. Инженерам работы было мало. Они занимались минными подкопами, которые уже протянулись далеко вперёд и непрерывно продвигались дальше...»

«15-е (июля). Ночью ров оказался засыпан, а насыпь подвели вплотную к туркам. Тем пришлось втащить орудия внутрь больверка».

«17-е (июля). Черкасы засели на угловом бастионе снаружи палисадов, устроенных в насыпи. Имевшиеся на бастионе 3 малых орудия турки приковали цепью одно к другому. Черкасы попытались утащить орудия, что вызвало сильную суматоху. Турки стали бешено сопротивляться; чтобы не дать им насесть на казаков всеми силами, христиане были вынуждены на других флангах создать видимость общего приступа...»

В тот день, 17-го числа, в летописи второй осады города-крепости Азова произошло важное событие. Казакам — и донским, и малороссийским — явно надоело стояние под Азовом. И провиант подходил к концу, и большого удовольствия от редких стычек с ханской конницей казачество уже не испытывало.

Съехавшиеся атаман Донского казачьего войска Фрол Минаев и малороссийский походный гетман, полковник Черниговского полка Яков Лизогуб без лишних слов поняли друг друга. Они условились пойти на штурм Азовской крепости с одними удальцами-казаками. Но, разумеется, с царского на то дозволения.

Пётр, выслушав своих доблестных атаманов, сразу же созвал «консилию», благо все генералы и главнокомандующие в тот час оказались у него в походном шатре. Решение приняли сразу:

— Пусть казаки пытают для себя удачу. Если им повезёт и они ворвутся в крепость — подсобить им солдатскими и потешными полками.

После такого единодушного и быстрого решения военного совета обрадованный такой частной инициативой государь сказал Фролу Минаеву и Якову Лизогубу:

— С Богом, атаманы, если возьмёте Азов-город — отдам его вашим казакам на три дня на разграбление.

— Благодарим, государь, за такую награду. И за данную честь пойти на приступ первыми...

Всего набралось охотников штурмовать крепость почти две тысячи человек донцов и малороссийских казаков. Они неожиданно для турок взошли на земляной вал и выбили их оттуда. Преследуя бегущих янычар, охотники едва не ворвались в саму азовскую цитадель. Турки с трудом отбились от нападавших ружейным и пушечным огнём. При этом они стреляли не свинцовыми пулями, а разрубленными на куски серебряными монетами — ефимками.

К слову сказать, ефимком назывался русскими серебряный австрийский талер, который был в ходу в России аж до середины XVIII столетия. На талерах, начиная с 1665 года, по повелению царя Алексея Михайловича ставились клейма с русским гербом.

Османы собрались с силами и контратаковали казаков, вынудив их отступить обратно на вал. Азовский паша, собрав из гарнизона всё, что можно, ещё раз напал на казаков, засевших на вершине земляного вала. Те отбивалось стойко и с подоспевшими солдатскими ротами отогнали турок обратно к каменной цитадели.

Из временно захваченного бастиона охотники Фрола Минаева и Якова Лизогуба вывезли четыре вражеских пушки. Генералиссимус боярин Шеин за такие трофеи награждал серебром. Казаки послали к царю-батюшке есаула Трофима Татаринова с сообщением, что азовская валовая стена ими взята, и что взяты янычарские пушки, и что турецкие пульки уже не свинцовые, а сделаны из серебряных ефимков.

Пётр не мог не нарадоваться на такой успех. Своё слово о наградах за пушки и за вал он сдержал, велев выдать на каждого охотника по рублю серебром, а на каждого казачьего старшину — по золотому червонцу. Вертя в руках обрубки серебряных турецких монет, ещё пахнувших пороховой гарью, царь сказал:

— Видно, совсем плохи дела у гарнизона туркского. Серебра на все его ружья может и не хватить. Придётся им биться стрелами да ятаганами под русскими бомбами...

Патрик Гордон присутствовал при том «действе». Собиратель всяких военных редкостей, он выпросил для своей домашней коллекции у царя одну из таких серебряных «рубленых» пуль.