Юрий Когинов - Татьянин день. Иван Шувалов

Но Петербург изо всех сил тянулся к роскоши, не давая себе труда задуматься о том, что, прежде чем напяливать на себя дорогие вещи, надо изменить весь образ жизни. Ведь это оттого, что не было врождённой культуры, благоприобретенного вкуса, превосходные, к слову сказать, брюссельские и венецианские кружева нашивались на грубые полотняные роброны. Дорогой лионский бархат и шёлковая материя сшивались вместе с какою-нибудь простою домашнею тканью. А сами изысканные парижские фасоны в Санкт-Петербурге переделывались на уродливый лад.

Непостижимая, нелепая и в высшей степени загадочная страна! Немудрено, что там правят алчность и безрассудство, коварство и измена, обман и воровство. А главное, не мог не делать вывод Манштейн, не заезжим гостем оказавшийся в России, а родившийся в ней и родным своим языком, наряду с немецким, считавший и русский: как ни кичатся они, русские, но им никогда не стать истинными европейцами. И никогда по-настоящему не навести в своей жизни порядок, ежели в том им не помогут иноземцы.

И вот, словно в подтверждение его мыслей, — мольба и призыв о помощи, неожиданно пришедшие из России.

«Надо, чтобы сам великий Фридрих услыхал из уст русского гренадера всё, что он только что рассказал мне, — решил Манштейн, хорошенько обдумав сообщения Зубарева. — У него, моего короля, имеются свои собственные суждения насчёт России и её внутреннего положения. Елизавета вот-вот готова заключить союз с любезною её сердцу Францией в ущерб интересам Пруссии и её союзнице — Англии. Сии действия следует остановить во что бы то ни стало. Так не воспользоваться ли оказией, что сама пришла с востока?»

Прусский король Фридрих Вильгельм Первый несказанно обрадовался, когда его жена Софья Доротея, урождённая принцесса Ганноверская, принесла ему сына.

— Фриц будет солдатом, который покроет своё имя бессмертною славой! И к чёрту всех гувернёров и гувернанток. Учителей приставлю только таких, какие расскажут моему сыну о странах, которые он должен будет покорить, преподадут начала математики, чтобы мог сосчитать количество солдат, пушек и пороха, необходимых для войны. Всё остальное — для белоручек, коих он так или иначе забреет в солдаты и сам выбьет из них учёную дурь.

Но мальчик, казалось, с самых малых лет начал нарушать каноны отца. Он стал писать стихи, учиться играть на флейте, книги поглощал одну за другой. Когда разразился скандал и отец, топая ногами, закричал, что выгонит школяра из дома, Фридрих снял для себя отдельную квартиру, в которой завёл собственную библиотеку. В ней на самой любимой полке стояли «Государь» Макиавелли, «Утопии» Моруса [14] Макиавелли Никколо (1469 — 1527) — итальянский политический мыслитель, историк, драматург. Выступал за сильную централизованную власть, которая, по его мнению, одна была в состоянии объединить Италию. Считал, что для достижения политических целей годятся любые средства. Макиавеллизмом и ныне называют политику, которая пренебрегает моралью. Главные сочинения: «История Флоренции», «Государь», а также комедия «Мандрагора». «Утопии» Моруса, — Имеется в виду «Утопия» — знаменитое сочинение английского гуманиста и философа Томаса Мора (1478 — 1535). Морус — латинизированная форма его фамилии. , «Вечный мир» аббата де Сан-Пьера и «Республика» Бодяна.

Да, он, что называется, обманул отца. Он рос не неженкой и благодушным отроком, а готовил себя и впрямь к государственному правлению. Только для того, чтобы по-настоящему иметь могучую армию и великое государство, он стремился овладеть как можно большими знаниями для управления своими подданными. А армию, собрание умелых, ловких, до зубов вооружённых людей, он любил не меньше своего отца. Потому он сделал всё, чтобы прусское войско стало ещё грознее, чем было до него.

Все соседи — короли и принцы — терялись в догадках: как, этот мягкий в обращении с дамами, чудесно разбирающийся в музыке король — грубый капрал? Не может того быть!

Это его и радовало, заставляло крепить и крепить военную мощь, чтобы под личиною кротости и великодушия диктовать всем своим соседям правила игры.

Фридрих Второй помнил, как его отец заботился об армии — он копил войско, как копят деньги: талер к талеру и солдат к солдату. Так стал поступать и он, новый король.

Ах, как обманывался его отец, с ненавистью замечая в руках сына новую книгу! Но некому было объяснить, что книга великого Макиавелли — учебник, не менее нужный, чем полевой устав пехоты. Тот — о правилах ведения боя, этот — о правилах ведения дел в государстве, так чтобы оно день ото дня становилось сильнее.

Впрочем, и полевой устав пехоты Фридрих Второй знал так, как никто другой из его подданных. Поэтому сразу же, только вступив на престол, он переделал его. Он выбросил из него всё, что касалось фортификации, иначе — ведения оборонительного боя. Наступление, стремительность, внезапность — вот что стало основой его тактики.

Собственно говоря, и правление своё он начал, демонстрируя силу и натиск. Он ввёл свои войска в соседнюю Силезию, дав понять тем самым Австрии, что не кто другой, а только он отныне хозяин в Европе.

А кого он должен бояться? В своё время Австрия считала себя единственной наследницею Древнего Рима и потому так нагло расширяла собственные пределы. Но вот прусские войска, вступив в Силезию, покончили с этой бесцеремонностью тех, кто числил себя продолжателями дела Карла Великого.

Была ещё Франция, которой также хотелось раздвинуть свои пределы до Рейна, присоединив Фландрию и Брабант. Но следует ли принимать всерьёз дряхлое и безвольное правительство короля Людовика Пятнадцатого и кардинала Флери?

Единственная держава на всём континенте, которой следует опасаться, — это Россия. Она одна может выставить не менее миллиона семисот тысяч войска и флот, состоящий из двенадцати линейных кораблей, двадцати шести судов низшего разряда и сорока галер.

Доходы этой страны, если сравнивать её с Пруссиею, более всего лишь в два раза. Но там всё дешевле, чем где бы то ни было в Европе. Значит, неимоверно дёшев и солдат. Их можно набрать столько, сколько потребует война, разразись она против Пруссии.

А в бою этот неприхотливый воин, требующий на своё обмундирование, вооружение и пропитание скудные гроши, куда как умел, храбр и мужествен!

— Русского солдата мало убить — его ещё надо повалить, — не раз Фридрих Второй слышал от своего адъютанта Манштейна. А он не может соврать, поскольку сам долгие годы был тем самым русским солдатом.

Потому, начиная политику подчинения себе Европы, Фридрих Второй не спускал глаз с того, что происходило там, на востоке, где за его последним оплотом — Кёнигсбергом — простиралась эта загадочная страна — Россия.