Юрий Когинов - Татьянин день. Иван Шувалов

Как можно было помочь сей беде? Глаз остановился на близлежащих строениях, в коих жили служащие госпиталя, и Шаховской велел их перевести в наёмные квартиры, а в освободившихся помещениях разместить больных. Нашёл он также несколько удобных помещений неподалёку от конюшенного ведомства и на берегу Яузы немалое строение, в котором, как оказалось, размещался пивоваренный завод. Завод тот был пуст, поскольку он готовил пиво только для императрицы, а её в тот год не было в Москве.

В тот завод кригскомиссар и решил переместить на время госпитальных служащих, о чём и написал в письме Ивану Ивановичу Шувалову. Тот ответил, что одобряет человеколюбивый поступок, и обнадёжил своею защитою. Но какой скандал поднял тогда Шувалов Пётр Иванович вместе с братом Александром, не зная, что разрешение уже дал их более сведущий в сём деле брат!

Сколько же такта, мягкости и человеколюбия пришлось выказать Ивану Ивановичу, чтобы остановить дело, кое братья уже направили в Сенат, дабы обвинить Шаховского в том, что тот якобы поднял руку на имущество её величества. Горячность проявил Пётр Иванович? Не только. Сказался его напористый нрав, привыкший действовать во всём, считаясь лишь с собственною выгодою, но не с пользою общею. И теперь он не мог не выказать того, что он считал личною выгодою, которая так нелепо, с его точки зрения, обошла их фамилию.

— Ладно, — всё ещё не расставаясь с досадою, пробурчал Пётр Иванович. — Одарил государя миллионом — он тут же промотает сей фарт на своих голштинцев.

— А вот сие — не моя вина. Я поступил так с думою о всеобщей пользе. И полагаю, что так распорядится деньгами и он, император. Зачем же заранее видеть в нём поступки, им ещё не проявленные? — стоял на своём Иван Иванович.

— Чересчур ты, Вань, добр. Это тебе и мешает: был первым лицом в государстве, опричь самой императрицы, а остался ты с тем, с чем пришёл ко двору, — махнул здоровою рукою кузен. — Надеешься на ласку нового государя? Подставляй карман шире — он тебя отблагодарит, как же! Кстати, что он сказал о нас с Александром?

— Как мне показалось, в вас он немало заинтересован. Полагаю, милость его коснётся и вас.

— Ты так думаешь? — встрепенулся Пётр Иванович и неожиданно весь преобразился. — А как же иначе? Такие, как я, на дороге не валяются, чтобы чрез них перешагивать, не глядя. Вот как я ещё новому государю пригожусь, ты ещё, Вань, увидишь! Ему теперь, особенно попервоначалу, будут зело нужны советники с государственным умом и твёрдою хваткою. А я — таков. Завтра же поутру, как он приказал, буду пред его очами. Вот только правая сторона будто чужая временами. Иль, полагаешь, продуло где? Только бы не паралич. Такие времена настали — тут, брат, не до хвори.

Поутру, как и было наказано, Иван Иванович приехал на Васильевский остров, в Кадетский корпус. Вошёл в залу и не поверил своим глазам: кадеты в строю, а пред ними с эспантоном [22] Эспантон — то же, что эспадрон: тупой палаш, применяемый при обучении боевой рубке. в руке — сам император.

Узрел вошедшего Шувалова и, подав команду всем обратить взоры свои на нового директора корпуса, отдал ему сим эспантоном честь и самолично пред фрунтом отдал ему рапорт. Как бывший директор — вновь назначенному.

Сие так смутило Шувалова, никогда не бывшего в строю, что он потерялся. Но всё же взял себя в руки и принял от императора новую должность со всеми знаками, подобающими этому важному моменту.

Вскоре поехали на плац. Там уже экипаж за экипажем — целая вереница карет. А подле них — их владельцы.

Вот в первом ряду граф Алексей Григорьевич Разумовский, тут же голштинские принцы — дяди императора, где-то Никита Иванович Панин, воспитатель великого князя Павла Петровича. И конечно же — братья Шуваловы, Пётр и Александр.

Государь, выскочив из своей кареты с резвостью корнета, запрыгнул на коня, коего ему тут же подвели.

Все, кто прибыл в своих каретах, тут же построились в шеренгу. Впереди — фельдмаршалы, далее — по старшинству — генералы.

Император вынул из-за обшлага своего кирасирского мундира бумагу, которую составил сам вчерашним днём, и зачитал её своим звонким молодым голосом.

Иван Иванович, также стоявший в строю среди других генерал-поручиков, вдруг услышал: генерал-аншефы Александр и Пётр Шуваловы возведены в генерал-фельдмаршалы.

Прозвучали и другие назначения. В том числе Никита Иванович Панин был пожалован в генерал-аншефы.

Шеренга стала перестраиваться в соответствии с новыми званиями: фельдмаршалы — к фельдмаршалам, генералы — по своему ранжиру.

— А теперь, господа, все в седло! — скомандовал молодой — тридцатитрёхлетний — император.

И когда многие стали садиться на лошадей, государь вместе со своим генерал-адъютантом Гудовичем подъехал к графу Разумовскому.

— А вы, фельдмаршал, почему не исполнили моего приказа? — Государь остановил своего коня перед Алексеем Григорьевичем.

— Увольте, ваше величество. У меня и коня нет, — попробовал отшутиться граф.

— Ну, это пустяки! Гудович, предоставь фельдмаршалу своего. На время. Надеюсь, завтра граф приведёт с собою такого коня, что всем нам станет завидно. — Государь попытался свести к шутке не покидавшую его настойчивость.

Однако и Разумовский упёрся:

— Я, ваше величество, уже много лет не был в седле. Неужели вам станет приятно видеть фельдмаршала упавшим в какую-нибудь канаву?

Узкие глазки Петра Фёдоровича вдруг стали круглыми, точно две пуговицы.

— Кто ещё не привык скакать в седле? Вы, генерал Никита Панин? Так знайте, через неделю все вы, фельдмаршалы и генералы, станете у меня настоящими всадниками. Что, привыкли к маскарадам? Любо-дорого было видеть вас в бабьих нарядах, как приказывала одеваться вам, мужикам, моя тётушка-императрица. А самой ей шли костюмы мужские, и она лихо скакала по полям и перелескам. Так вот я выбью из всех вас этот маскарадный дух! Всем — в сёдла!

Занеся ногу в стремя, Иван Иванович неуклюже ухватился за луку седла, но всё же перенёс своё довольно-таки грузное тело через круп лошади. Был он по годам почти ровесником с государем, но ни разу до сего дня не оказывался во фрунте.

А как они, братья? Только посмотрел в их сторону, как увидел: Пётр, ещё не приняв стремя из рук подошедшего к нему офицера, вдруг повалился на землю.

— Что с фельдмаршалом Петром Шуваловым? — подскакал к упавшему государь.

— Никак удар, ваше величество. Вон правая половина — рука и нога волочатся, видно, отнялись...

То, чего так опасался Пётр Иванович Шувалов, случилось: его разбил паралич. Однако, лишившись возможности самостоятельно передвигаться, он велел перенести себя в дом своего помощника Глебова, чтобы прямо там, в доме, передавать свои приказания и заодно, как он того хотел, — советы молодому государю.