Софья Бородицкая - Две невесты Петра II

Во время этого собрания в Головинский дворец приехал фельдмаршал Долгорукий. Узнав, в чём дело, он был вне себя от негодования. Алексей Григорьевич уверял его, что можно поднять к присяге княжне Катерине весь Преображенский полк ввиду того, что князь Иван — майор этого полка, а князь Василий Владимирович — старший подполковник; что к Преображенскому полку можно присоединить и Семёновский и обратиться также к канцлеру.

— Что вы, ребята, врёте! — закричал фельдмаршал.

По его мнению, не только увлечь полк на такое дело было нельзя, но и говорить с полком об этом — значило рисковать жизнью. К тому же он напомнил, что княжна Катерина не жена императора, а только его невеста, что присягать ей никто не станет, начиная с него самого. В заключение своей речи он заметил, что предпочитает сказать всё это сейчас, не вводя их во грех, так как лгать и обманывать — не в его привычках.

Высказав всё это, старик встал и ушёл. Его разумные слова ни к чему не привели. Князь Василий Лукич и князь Сергей Григорьевич, люди умные, не могли не понимать опасность той страшной игры, которую затевали, но, ослеплённые честолюбием и жаждой власти, катились по наклонной плоскости.

Князь Иван подписал под одним из завещаний «Пётр», совершив явный подлог. Он поехал во дворец, надеясь ещё заставить государя подписать второй экземпляр и быть избавленным от необходимости предъявлять фальшивый. Однако сделать этого ему не удалось.

Весь вечер в субботу и всю ночь Остерман не выходил из спальни больного. На следующий день, в воскресенье, Пётр потерял сознание. Смерть приближалась быстро. Минула полночь, настал понедельник 19 января — день предполагавшейся свадьбы. В половине второго ночи, не приходя в сознание, Пётр скончался. При нём были Остерман и Иван Долгорукий. После кончины императора князь Алексей Григорьевич попробовал было заявить присутствующим о завещании, но его никто не слушал.

Верховный тайный совет собрался на заседание. Кроме шести членов Совета (канцлер Головкин, вице-канцлер Остерман, князь Дмитрий Голицын, трое из семьи Долгоруких) были приглашены фельдмаршалы Голицын и Долгорукий.

Остерман, оставшись при теле покойного императора, пришёл на заседание на минуту, заявив, что он как иностранец не считает себя вправе принимать участие в совещании, на котором будет решаться вопрос короны Российской империи, прибавив, что подчинится мнению большинства.

Заседание вёл князь Дмитрий Михайлович Голицын. Он заявил, что предъявленное князем Алексеем завещание императора — фальшиво. Возражения Долгоруких никто не стал слушать. Перебрав всех возможных наследников, сразу отклонили детей Петра I как рождённых до брака с Екатериной и остановили свой выбор на дочери покойного царя Ивана — брата Петра I — герцогине Курляндской Анне Иоанновне.

О подложном завещании Петра II более не было и речи. Князь Алексей Григорьевич потом сжёг оба экземпляра.

Увидев недвижное тело своего государя, князь Иван побледнел так сильно, что Андрей Иванович Остерман, бывший с ним возле умирающего, не вытерпел и с явной злобой, тихо, так что расслышал лишь Иван, сказал:

— Добились своего? Доконали государя? Вот теперь-то узнаешь...

Но что он должен был узнать, князь так и не разобрал или не понял.

Огромное горе, ещё до конца не осознанное им, тяжёлой плитой придавило его. На какой-то момент он перестал видеть и слышать, ему казалось, что его тоже уже нет в живых.

Взглянув на неподвижно стоявшего князя Ивана, Остерман перепугался и замолчал. Как в тумане припоминалось потом князю Ивану, что, очнувшись, он заспешил куда-то. Выйдя из опочивальни государя, он обнажил шпагу и с громким криком:

Да здравствует Екатерина, государыня-невеста! — помчался куда-то вниз по лестнице, но никто не откликнулся на его возглас. Он недоумённо оглядел толпу молчаливых придворных, уже прослышавших о горестной вести и заполнивших всё помещение дворца.

Кто-то подошёл к нему и негромко, но твёрдо потребовал, чтобы он перестал кричать и убрал шпагу. Повинуясь этому властному голосу, князь Иван вложил шпагу в ножны и как во сне вышел на улицу, где уже толпился взбудораженный скорбной вестью народ.

Он не помнил, как добрался до дома, как оказался в постели, где мгновенно уснул, будто провалился куда-то. Заснул тяжёлым сном, от которого только через сутки его разбудили обеспокоенные домашние.

Его мало интересовали разговоры вокруг о престолонаследии, он очень хорошо осознавал: кто бы ни оказался на троне, его карьере, его фавору при дворе пришёл конец.

Занятый приготовлениями к погребению государя, князь Иван не бывал почти нигде. Первые несколько дней после кончины Петра он даже не был у своей невесты Натальи Шереметевой, словно совсем забыл о ней, словно не было у него с нею обручения, словно не ожидала его впереди свадебная церемония. Он вспомнил об этом как-то неожиданно, услышав разговор отца и сестры Катерины, которая говорила о нём.

— Теперь невеста-то наша на попятный, должно, пойдёт, — уловил князь Иван, как всегда, резкий голос отца.

— Это отчего же? — спросила княжна Катерина.

— Отчего, отчего, — повторил князь Алексей слова дочери, — а то ты не знаешь?

— Чего не знаю? — удивилась княжна.

— Да того, что все вы, девки, одним миром мазаны.

— Это как же вас, батюшка, понимать?

— Так и понимай! Пока жених в фаворе, то будете рассыпаться перед ним, а как случится что, так...

Он не успел докончить фразу, как его громко и зло перебила дочь:

— Это кто же рассыпался перед женихом? Это вы, батюшка, обо мне речь ведёте?

— А хоть бы и о тебе.

— Обо мне? — задохнувшись от несправедливого обвинения, выпалила Катерина. — Да это вы, вы сами меня...

— Что сам? — грозно спросил отец. — Это я сам тебя в его постель уложил?

— Вы, вы, вы! — истерически закричала Катерина, выбегая из комнаты, где возле двери и столкнулась с братом-князем Иваном.

— Будет, будет, Катя, — сказал Иван, подходя к сестре и обнимая её.

— Слышал, слышал? Ты слышал, как батюшка меня сейчас поносил?

— Брось, забудь, тебе сейчас никак нельзя сердиться. — Князь Иван выразительно посмотрел на её выпирающий из платья живот.

Княжна Катерина плакала, уткнувшись в грудь брата.

— Будет, будет, Катя, — вновь повторил он, — теперь у нас вся надежда только на тебя.

— На меня? — удивлённо спросила она, перестав плакать. — Это почему же?

— Потому, что царское дитя должна родить. Поняла?

Княжна Катерина с выражением крайнего удивления на заплаканном лице взглянула на брата.

— Хорошо бы Бог помог тебе сына родить.

— Сына, — задумчиво повторила княжна.

— Да-да, сына! Представляешь, ведь это царское дитя. Вот уж он-то точно будет иметь все права занять место своего отца.