Валентин Азерников - Долгорукова

— И шесть дней.

— И шесть дней. Я хочу следующие четырнадцать лет и шесть дней жить только для тебя. Как тебе моя идея?

— Я не знаю, Сашенька. Это так неожиданно.

— Я понимаю тебя. Столько ждать, стать женой императора, первой дамой на Руси, не коронованной, но всё равно — первой...

— Как же первой, — перебила его Катя, — когда за столом всё равно в конце должна сидеть, как дальняя родственница какая.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Разве не так?

— Так, но...

— Что — но?

— Ладно, не важно. Да, это так, дорогая, но влияние персоны определяется не тем, где она сидит, а... — он чуть замялся, а потом, усмехнувшись, закончил: — где она лежит. Прости мне эту вольность. И в этом смысле твоё влияние ни с кем другим сравнимо быть не может. И пока я жив, и не будет. — Он поднялся. — Ну ладно, я пошёл.

— Ну вот, а сам себе противоречишь.

— Ты о чём? А-а... — он засмеялся. — Поймала на слове? Но я просто устал сегодня, мой ангел. Такой день. Да и не стоит пока менять ничего. Пока не приедет Саша, и я не объяснюсь с ним.

— А я думала... — она отстранилась от него, — первая брачная ночь... После венчания... Не полюбовница, а жена... — Она начала всхлипывать. — Законная... Перед Богом... А опять тайком...

— Катенька, солнышко моё, ну что ты... Ну зачем ты придаёшь значение таким внешним обстоятельствам... Ну хорошо, если ты так хочешь, я останусь. Только скажу кучеру, чтоб не ждал.

— Нет, нет, езжай. Мне не нужно — из жалости...

— Это не жалость вовсе. Я, верно, устал и думал, что ты тем более, и, желая поберечь тебя...

— Езжай, езжай, — она ещё всхлипывала.

— Нет, ну теперь что за отъезд. Конечно же останусь.

— Я не хочу.

— Не хочешь? Ты же только что сказала...

— Я не то сказала, зачем ты переворачиваешь.

— Ну как не то, коль совершенно то.

— Нет, не то. Я сказала, что не хочу больше играть роль, что четырнадцать лет играла, что теперь эта роль жалка и нелепа, и я не понимаю, как ты это сам не понимаешь, коль говоришь, что я так близка тебе. Как же ты к своей законной жене относишься, что держишь её как тайную заложницу... Или ты так привык, что уже по-иному не можешь?

— Катя! — изумился Александр. — Что ты говоришь?

— Что я говорю, Саша? Что такого особенного я говорю? То, что думаю — вот что говорю. А думать по-своему ты мне не запретишь, даже высочайшим указом.

— Катенька, да что с тобой сегодня? — Он погладил её но голове как маленькую. — Ангел мой, любовь моя... Ты как пружина — четырнадцать лет сжатой жила, а освободилась — всё крушишь вокруг. Ну, успокойся, прошу тебя. Ну... Ну, всё. Всё. Мы сделаем всё, как ты хочешь...

У зеркала в Катиной спальне сидела Варя и примеряла её драгоценности. Заслышав шум подъехавшей кареты, а потом и шаги, поспешила положить их на место. Вошла Катя.

— А, ты... Доброе утро. Давно ждёшь?

— Не очень. Ну как первая брачная ночь?

— Ах, оставь, что за неуместные шутки.

— Смотри-ка какие строгости. Что значит — законная.

— Варя, прошу тебя, перестань.

— Может, прикажешь теперь тебя на «вы» называть и вообще — Ваша светлость?

— Да что ты сегодня, право же.

— Я? Я что? У меня ничего не изменилось. Это ты... Вчера утром ещё княжна-любовница, а сегодня утром — княгиня-жена.

— Да только ничего не изменилось. Как тайком ездил сюда, так и ездит. Как была врагом им всем, так и осталась, даже больше стала. Как презирали они меня все, так и будут, разве что не так открыто.

— Но это пока Государь не объявит. А коль объявит, так изволь и знаки уважения выказывать, и принимать, как положено. А уж когда он тебе корону на голову наденет...

— Да что ты, это вовсе невозможно. По закону нельзя.

— Да? А Екатерину Первую Пётр короновал? И даже при живой жене. А тут он и вовсе свободен.

— Тогда не было таких строгих законов на этот счёт.

— Да что Государю закон. Взял да новый принял — вот и Ваше императорское величество Екатерина Третья...

— Нет, Варя, это всё теперь химерические мечты. Тут совсем другой поворот намечается. Саша хочет вовсе отречься от престола и чтоб мы уехали отсюда.

— Как отречься? Зачем?

— Не хочет больше государственными обязанностями отвлекать себя от личных. Хочет посвятить себя целиком мне и детям. И в климате этом гадком жить больше не хочет — в тепле где-нибудь. В Каире или Ницце.

— Что за вздор ты говоришь, милая.

— Да это не я говорю.

— Ну повторяешь. Зачем даёшь даже мысли его развиваться в этом направлении. Он столько лет держал тебя в унизительном положении, что теперь, когда...

— Но он же женился, как обещал, что ты, право.

— Да разве этого достаточно, чтобы изгладить обиды всех этих лет? Я не понимаю тебя. Он просто обязан сделать следующий шаг. Только тогда он долг свой вполне исполнит. Вот тогда уж, коли захотите частной жизни — пожалуйста. Тогда уж пожизненно — Ваше императорское величество, что здесь, что в Каире твоём.

— Да разве ты не видишь, что за обстановка тут, какая опасность ему, а теперь ещё и детям. Уж действительно по поговорке: не до жиру, быть бы живу.

— Но это смешно, это нелепо: из-за кучки преступников менять свою судьбу. Да неужели нельзя справиться с ними?

— Да вот ведь — не справились пока.

— Не хотели как следует, вот и не справлялись. Все парализованы были от страха. А ты — захоти. Ты — захоти. Ты теперь... И имеешь право думать о защите своего мужа. Заставь Лорис-Меликова принять более энергические меры. Они хоть и затихли последнее время, но кто их знает, что они готовят. Поговори с ним.

— Так Лорис пока и не знает ни о чём.

— Ну так пусть Александр Николаевич скажет ему.

Александр и Лорис-Меликов гуляли вокруг дворца.

— Я позвал тебя, Михаил Тариелович, чтобы поговорить об одном важном деле.

— Я весь внимание, Государь.

— Но прежде я хочу попросить тебя пообещать, что то, о чём я скажу тебе, ты будешь хранить как важную государственную тайну.

— Ваше величество, могли бы и не предупреждать меня об этом. Всё, что Ваше величество соблаговолит сообщить мне, умрёт вместе со мной.

— Бог с тобой, Михаил Тариелович, что за резон поминать её всуе. Я верю тебе. И всё же прошу: поклянись мне в этом.

Лорис-Меликов остановился, прижал руку к груди.

— Я клянусь соблюдать в великой тайне всё, что Ваше императорское величество соблаговолит мне сообщить.

— Ну и хорошо, спасибо тебе. Так вот это дело. Я шестого вступил во второй брак.

Лорис-Меликов остановился поражённый. Александр взял его под руку и повёл дальше.

— Ты, может, слышал молву о том, что я был связан с княжной Долгоруковой. Слышал ведь?

— Нет, Ваше величество, — не сразу ответил Лорис-Меликов.