Валентин Азерников - Долгорукова

— Не хочу, нет, не буду... Её — на «ты»? Не буду...

— Минни, — терпеливо возражал ей наследник, — не усугубляй моё состояние. Неужели ты думаешь, что мне легко после мама видеть рядом с отцом эту женщину. Но это уже случилось, и это нельзя повернуть вспять и, следовательно, надо принять это как факт.

— Я не могу.

— Тем более что, как па говорит, мы первые, кто об этом узнал, и, значит, когда всё это узнают, по нас будут сверять всё своё поведение. И как бы мы ни оценивали в душе поступок па, перед двором мы обязаны быть такими, какими он нас хочет видеть. По-видимому, он её и впрямь любит, коль решился на такое, и мы не вправе влиять на его счастье. Его жизнь и в самом деле подвергается опасности, не будем же осложнять её ещё боле.

— Но, Саша, он же так осложнил нашу!

— Он мой отец. Этого одного было бы достаточно. Но, кроме того, он Государь, а мы всего лишь его подданные.

— Но ты ещё и наследник.

— Вот именно. И хотел бы им остаться...

Лорис-Меликов докладывал Государю и наследнику свой план реформ.

— Заключая свои заметки, я бы полагал, Ваше величество, что сейчас надо развивать то одобрение, что вызвал в обществе указ о роспуске Третьего отделения и Верховной распорядительной комиссии. И в этом смысле те небольшие уступки земствам и городам, позволяющие им присылать своих представителей в Государственный совет или в Совещательные комиссии...

— Погодите, — остановил его наследник, — а не скажут нам, что от этих проектов попахивает конституцией?

— О нет, Ваше императорское высочество, — тот, кто так скажет, выкажет своё полное непонимание сути предлагаемых изменений. До конституции мы ещё не доросли...

— И, слава Богу, — вставил Александр. — Все несчастья Людовика XVI начались именно с того, что он решил созвать народных представителей. Ну хорошо, — он поднялся, — в принципе я не возражаю. Собери комиссию, обсудите всё там, после мне доложишь. Но уже после возвращения из Ливадии.

— Когда Ваше величество полагает покинуть столицу?

— Через три дня, семнадцатого. — Он посмотрел на наследника. — Я бы хотел, чтобы ты тоже туда приехал с Минни.

— Хорошо, па. Но не раньше начала ноября.

У берега канала был привязан плот, на котором сидел Тетёрка и перебирал картофель, лежащий в корзине. Из воды вылез Желябов.

— Всё в порядке, всё цело. — Он сел на плот, заглянул в корзину. — И не видать ничего вроде.

— Может, тогда оставим до завтра тут.

— Нет, опасно. Мало ли...

— Да чего — картошка да картошка.

— Вот именно. А вдруг кто позарится, и всё откроется. Нет, нет, давай отсоединяй и бери домой.

— Может, где поблизости спрятать? Тяжело тащить через весь город. Да и подозрительно: вроде картошки немного, а тяжесть большая. А ну кто догадается, что там не одна картошка?

— Да где ж ты её тут спрячешь? — Желябов огляделся.

— А вон под мостом. Ни сверху, ни сбоку не видать. А завтра придём вдвоём и подсоединим снова.

— Ну смотри. А то одному мне её сюда не дотащить. — Он приподнял корзину — из её днища выходили провода и, проходя меж досок плота, скрывались в воде.

Тетёрка стал их отсоединять...

Из подъезда дворца вышел Александр. В карете уже ждала его Катя с детьми. Он поставил ногу на подножку, но садиться не стал.

— А может, всё же тебе с детьми поехать отдельно? — спросил он Катю.

— Да что ты, Саша, что ты выдумал?

— Неровен час. Хоть вы бы тогда избежали моей участи.

— Да что нам за жизнь без тебя? Зачем? Уж лучше вместе. Поедем, поедем, Саша. Сегодня всё будет хорошо. Я чувствую.

Он пожал плечами, сел и дёрнул шнур. Карета понеслась.

В сопровождении шести конвойных казаков — два впереди, два с боков, два сзади — карета мчалась по городу. Городовые отдавали честь. Прохожие оборачивались вслед...

Желябов, стоя на плоту, достал часы, поглядел и покачал головой — напарник опаздывал. Вдали уже послышался топот копыт царской кавалькады, и тут только Желябов увидел Тетёрку — он бежал по набережной.

Всё ближе была царская карета. Всё ближе был Тетёрка.

Желябов не стал его ждать, побежал под мост, вытащил из-под стропил корзину и потащил её волоком к плоту.

Сверху спрыгнул Тетёрка — мокрый от пота, задыхающийся.

— Часы... — только смог вымолвить он и схватился за вторую ручку корзины.

И тут на них буквально обрушился топот кавалькады, усиленный мостом. Они замерли. Топот стал затихать — карета проехала мост.

Они молча отпустили ручки корзины и опустились на песок.

Открытый экипаж вёз царскую семью вдоль моря. Во втором экипаже, сзади, ехали Лорис-Меликов, Варя и Адлерберг.

У развилки дороги коляска остановилась. Лейб-кучер Фрол обернулся к Александру:

— Сейчас к даче её светлости?

— Нет, Фрол, во дворец.

Коляска покатила дальше.

Во второй коляске Адлерберг спросил Варю:

— А разве Екатерина Михайловна пока не у себя на даче живёт?

— Нет. Они решили — во дворце.

На веранде, выходящей к морю, за чайным столом сидели Лорис-Меликов и Катя. Александр на берегу играл с детьми.

— Я давно уже не видел Его величество таким безмятежным и счастливым, — сказал Лорис-Меликов.

— Когда он подле нас и не занимается вашими противными делами...

— Что поделать, Екатерина Михайловна, Государь в ответе за всю Россию, а не только за свою семью.

— Но теперь недолго уж.

— Как понимать вас, Екатерина Михайловна?

— Мы уедем отсюда. Саша решил отречься от престола в пользу цесаревича и уехать с нами куда-нибудь в тёплые края; В Каир или в Ниццу. Вы были в Каире?

— Помилуйте, Екатерина Михайловна, не шутите ли вы?

— С чего бы я стала шутить.

— Но это же положительно невозможно. Государь во здравии и расцвете сил не может ни с того ни с сего отречься.

— Не может, так сможет. Что за жизнь ему здесь, коль, что он ни делает, все недовольны, и даже сама жизнь ого подвергается опасности. Он столько сделал для России, что имеет право подумать о себе. И о нас.

— Но... Нет, право, вы меня просто ошеломили своими словами. Но, подумавши, я могу вам возразить, что вы противоречите сами себе. Вы хотели бы, чтобы Государь подумал о вас, а сами о себе не думаете.

— Почему же не думаю — думаю.

— Нет, нет, поверьте, я теперь это хорошо вижу. Вы совершенно о себе не подумали. Потому что вы стольного лишаетесь своим этим намерением...