Валентин Азерников - Долгорукова

— Что же, Ваше величество?

Александр улыбнулся загадочно и, взглянув на Михаила, сказал:

— Знаете, я только в последнее время, прожив без полутора месяцев шестьдесят три года, постиг смысл этой жизни, вернее, предназначение человека в ней. И близок к тому, чтобы это осуществить.

— Нет, вы меня совершенно заинтриговали. По-моему, и Михаила Николаевича тоже.

Михаил кивнул:

— Изрядно.

— Потерпите, мои дорогие, скоро всё узнаете. — Александр поднялся. — Ты едешь, Миша?

— Да, вслед за тобой. Ты в Зимний?

— Да. Меня Катя с детьми уж ждёт. Я обещал им гулять с ними в Летнем. Приходи, коли будет охота. Сегодня замечательный день.

Он вышел из дворца, садясь в карету, сказал Фролу:

— Домой, той же дорогой.

— Но их светлость Екатерина Михайловна не велели два раза одной дорогой.

— Ну да ничего, мы ей не скажем. А то я опаздываю.

X. увидел издалека Перовскую — она кому-то махала белым платком. Он побежал к ней, но вдруг услышал взрыв.

Из разбитой кареты вышел Александр. Он был бледен и слегка прихрамывал. К нему подбежал полковник Дворжицкий — полицмейстер первого участка, на санях сопровождавший карету императора.

Александр перекрестился и спросил его:

— Схвачен ли преступник?

— Схвачен, Ваше величество. Но, Государь, благоволите сесть в мои сани и ехать немедля во дворец.

— Хорошо, но прежде покажи мне преступника. Поддерживаемый под руки, Александр приблизился к Рысакову.

— Этот? Хорош. Что тебе надобно от меня, безбожник?

Один из подбежавших спросил:

— Что с Государем?

Александр поглядел на спрашивающего и ответил сам:

— Слава Богу, я уцелел, но вон... — и он указал на раненых, лежащих на снегу. Рысаков [16] Рысаков Николай Иванович (1861-1881) — бросил первую бомбу в Александра II 1 марта 1881 г., не причинившую вреда. Хотя после ареста выдал почти всю рабочую народовольческую организацию, казнён вместе со всеми 3 марта 1881 г. зловеще усмехнулся:

— Ещё слава ли Богу?

Александр повернулся и пошёл к месту взрыва. Дворжицкий снова обратился к нему:

— Государь, ради всего святого, поедемте немедленно во дворец. Опасно.

— Ну теперь уж что, — возразил Александр.

И в этот момент стоящий у решётки сада Гриневицкий [17] Гриневицкий Игнатий Иохимович (1856-1881) — народоволец. Взрывом от брошенной им бомбы был смертельно ранен император и он сам. обернулся и бросил ему под ноги вторую бомбу... Раздался взрыв...

И диким голосом закричала Катя.

И этот крик долго отдавался в комнатах и коридорах Зимнего, где сбежались, поражённые страшной вестью, приближённые императора и его семья.

Плакал наследник, теперь уже Александр III...

Плакал Константин Павлович...

Как ребёнок рыдал Рылеев...

Бледный, прислонился к стене Лорис-Меликов...

Тряслись руки у Адлерберга, пытавшегося налить воду в стакан...

Катю, постоянно теряющую сознание, под руки врачи увели в её комнаты...

И уже завешивали чёрным зеркала во дворце...

И пел хор. И стояли у гроба родные и близкие.

И Катя — коротко стриженная — положила ему на грудь венок из своих волос...

Народ толпился, ожидая казни участников покушения. Они уже стояли на чёрном эшафоте: Перовская, Желябов, Кибальчич, Рысаков и Михайлов.

Катя, сопровождаемая X., пыталась пробиться ближе к эшафоту. Но толпа не пускала их.

— Я хочу её видеть, — твердила она X. — Я хочу видеть, как её повесят.

— Её могут и помиловать в последнюю минуту. На Руси женщин не казнят.

— Тогда вы убьёте её. Вы. Вы говорили, любите меня. Так убейте её. И я буду вашей — то, что от меня осталось. Варя говорила, вы метко стреляете — убейте.

— Хорошо, хорошо, успокойтесь. И тише, на нас уже смотрят.

— Вы сделаете это? — она подняла к нему лицо, закрытое траурной вуалью. — Ты сделаешь это?

— Вот она, — сказал X.

Катя повернулась в сторону эшафота и увидела, как палач в красной рубахе надел на Перовскую, поверх её чёрной арестантской шинели, белый саван с башлыком. В этот момент Перовская повернулась в сторону, где стояла Катя, и Катя впервые увидела её лицо. И закричала — ей показалось, что она увидела себя, своё лицо. И она потеряла сознание... X. успел подхватить её...

Катя стояла на коленях у могилы Александра, засыпанной цветами.

— Это я убила тебя, я, — шептала она, но её шёпот гулко разносился под сводами церкви. — Я принесла тебе погибель. Бог за меня тебя покарал. Я заставила тебя поступать против Его правил. Из-за меня ты не продолжил реформы и дал повод им убить себя. Я не позволила тебе отречься от престола и уехать, ты был бы жив теперь... Прости меня, прости... Я хотела счастья себе, и тебе, и нашим детям, и всем вокруг, а всем принесла несчастье...

— Катя, — услыхала она голос и обернулась. Перед ней стоял X.

— Что вам угодно? Кто вы?

— Катя...

— Я вас не знаю, ступайте прочь...

X. увидел её глаза — пустые, ничего не выражающие, и медленно пошёл к выходу.

Катя поднялась, обернулась к скамьям — и вдруг явственно увидела, что на них сидит вся семья Александра и все его приближённые.

— А, и вы здесь?.. Ждёте, когда я уеду из России?.. Вам не терпится. Вы не принимаете меня, не хотите знать моих детей, вы наконец почувствовали свою силу и можете сквитаться со мной за все годы, что он любил меня больше вас... Вы столько лет ненавидели меня, но боялись показать это, а теперь вы можете, можете — и никто вас не остановит, не накажет за меня... Не утруждайтесь, я уеду, уеду и никогда не вернусь сюда, в эту несчастную страну, где убивают самых лучших, самых добрых и честных, а молятся деспотам... А вы и дальше будете высылать всех, кто вам неугоден, вы дурные правила поставите впереди чувств, и ваши дети будут рождаться не от любви, а от расчёта, и вы выродитесь, все через сто лет, и я счастлива, что мои дети не будут жить среди ваших... Прощайте... — Тут она услышала выстрел где-то за стенами собора. Она поглядела на дверь, а потом обернулась снова, но — уже никого на скамьях не было, только несколько молящихся.

Она выбежала из собора и увидела на ступенях лежащего X. Рядом с ним валялся его пистолет. Около него, опустившись на колени, находилась Варя. Она подняла к Кате лицо, перекошенное злобой и горем:

— Я ненавижу тебя, как я тебя ненавижу... Ты отняла последнее, что ещё не успела отнять раньше... Тебе мало моей свободы, моей гордости, моих чувств, тебе мало, что я отдала тебе всё моё прошлое, тебе ещё и моё будущее понадобилось... Четырнадцать лет я всё терпела, всё сносила, думала, освобожусь из рабства и смогу жить, как ты все эти годы, но ты и раба готова ограбить... Я проклинаю тебя... Бог тебя проклял, и я тебя проклинаю...