Анатолий Карчмит - Рокоссовский. Терновый венец славы

Единственным спасением для него были книги. Вот и сегодня с карандашом в руках он сидел за сочинениями Плутарха и делал пометки в свой блокнот.

Внезапно за дверью раздался стук.

— Входите!

Дверь открылась, и в комнату вошли начальник Управления НКВД по Псковской области Коровин и начальник особого отдела корпуса.

— Здравствуйте, Константин Константинович, — дружно сказали они.

— Здравствуйте. — Рокоссовский вышел из-за стола и пожал протянутые руки.

Глянув на стол, Коровин спросил:

— Что читаете?

— Древнего Плутарха. Мудрый был мужик.

— К примеру? — уставился на книгу Коровин.

— Послушайте, — сказал Рокоссовский, приглашая «гостей» сесть на диван. Он занял место за столом, взял в руки книгу и начал зачитывать полюбившееся ему место: — «Придворные льстецы, обманом вкрадываясь в доверие государей, словно птицеловы, подражают голосам и переманивают повадки тех, на кого охотятся; что до государственного мужа, то перенимать народный нрав ему, конечно, не пристало, но знать надо, чтобы с умением подойти к каждому. Ведь и в гражданских делах отсутствие такта ведет к ошибкам и провалам, не менее тяжким, чем в близком общении с царями».

— Не зря я вам доставал книги в городской библиотеке, — улыбнулся Коровин.

— Вот оно что, так это вы, Павел Семенович, снабжали меня литературой. Я вам благодарен.

— Константин Константинович, мы пришли для того, чтобы вам сказать: вы можете ехать домой, — спокойно заявил Коровин.

— Наконец-то! — обрадованно воскликнул Рокоссовский. — Разве с самого начала не было ясно, что за мной не водилось и не водится никаких грехов перед Советской властью? Я знал, что справедливость восторжествует. Спасибо!.. Спасибо!.. Я знал!.. Я знал!..

Коровин с каким-то едва уловимым сочувствием глянул на покрасневшего от радости Рокоссовского, достал из портфеля деловую бумагу и протянул ему:

— Прочтите и распишитесь.

Рокоссовский поднялся и, с опаской глянув на посетителей, начал читать:

«Приказ

Народного Комиссара обороны Союза ССР.

По личному составу.

№ 2940 22 июля 1937 года, г. Москва

1. Состоящий в распоряжении по начальствующему составу РККА комдив Рокоссовский Константин Константинович увольняется в запас РККА по статье 43 пункту «Б» Положения о прохождении службы командным и начальствующим составом РККА.

Народный Комиссар обороны Маршал Советского Союза

Ворошилов».

Ноги Рокоссовского словно приросли к полу: он не мог двинуться с места. Лицо его приняло трагическое выражение. В нем было столько страстной и безнадежной тоски, отчаяния, что даже у представителей НКВД на короткое время шевельнулась в груди жалость.

— За что меня так унизили? — произнес Рокоссовский хриплым голосом. — Скажите, за что? — В его глазах стояли слезы, руки были сжаты в кулаки.

Коровин и особист, опустив глаза, молчали.

— За то, что я безоговорочно перешел на сторону Советской власти? За то, что воевал за нее и проливал кровь? — Он окинул долгим взглядом собеседников и, подумав, более спокойно сказал: — Теперь, как я понимаю, дело за арестом?

— Не обязательно, — ответил до сих пор молчавший особист.

Рокоссовский подошел к нему вплотную и, глядя на его невысокую фигуру, будто уточняя, что кроется за его словами, произнес:

— Если бы это было иначе, то со мной обошлись бы по-другому.

— Вы можете ехать домой, — сказал Коровин. — Машина у ворот.

— А дальше что?

— Распишитесь, пожалуйста, что вы не покинете город Псков. — Коровин подал ему отпечатанный бланк.

Рокоссовский расписался и начал собирать вещи. Теперь он был уверен, что его жизненную лодку без руля унесло ветром в открытое море. И теперь придется терпеть и морскую болезнь, и все остальное, что может с ним приключиться.

В самом начале августа 1937 года бессердечно припекало солнце. Казалось, что этому пеклу не будет конца. Уже более трех недель жара косила зеленую траву, превращая ее в рыжую, худосочную колючку. Лиственные деревья поникли, преждевременно пожелтели поля. Только мужественно держали марку сосны да ели: они выглядели еще более темными на фоне выгоревшего ландшафта.

Юлия Петровна и Ада вышли из дому и присели под елью на деревянную скамейку. День по-прежнему был ясный, только далеко на горизонте, за лесом, выплывала громадная черная туча. Десятки блестящих ласточек сидели на проводах и без умолку чирикали, словно обсуждали какую-то важную новость. Некоторые из них, как бы обидевшись за то, что к их мнению не прислушиваются, взмывали вверх и выделывали неимоверные кульбиты, а затем опять присоединялись к стае. В воздухе стоял дурманящий терпкий запах.

К дому подъехала машина, из которой вышел Рокоссовский. Он не успел осмотреться, как к нему с радостным криком подбежала Ада.

— Папочка, родно-ой мой! Как я по тебе соскучилась! Ну где же ты пропадаешь? — Она забралась к нему на руки и, прижавшись головой к его лицу, замерла.

— Доченька, дай мне хоть один раз поцеловать папу, — сказала жена, расцветая от радости.

— Мамочка, только, чур, один раз!

Рокоссовский растерянно обнимал жену и дочь. Он изо всех сил старался не подать и виду, какие в его жизни произошли события, хотя, то ли от стыда, то ли еще отчего, ему хотелось провалиться сквозь землю.

— А почему ты не на своей машине? — спросила Юлия Петровна.

— Моя поломалась.

— Костя, — заглянула ему в глаза жена и осторожно спросила: — Ты был в лагерях и совсем-совсем не загорел… Ты сегодня какой-то странный, будто тебя подменили.

— Мама, как тебе не стыдно так говорить? Моего папочку никто не может подменить, — возразила Ада, нежно поглаживая волосы отца и откровенно любуясь им.

— А почему же его никто не может подменить? — улыбнулся Рокоссовский, довольный тем, что дочь помогла уйти от неприятного ответа.

— Да потому, что он самый красивый и умный. Мой папочка — самый-самый.

— Ты преувеличиваешь, доченька, — прижал ее к себе отец и поцеловал.

Внезапно тучи начали заволакивать все небо. Блеснула молния, загремел гром. Рокоссовские зашли в беседку, по кровле которой застучал дождь. После грозы пошел ровный, что называется, грибной дождик. На глазах оживала и молодела природа. Бескрайний небесный простор, затянутый легкой дымкой, был похож на тихую водную гладь вышедшей из берегов реки во время раннего весеннего паводка. Радуга, горящая разноцветными огнями, одним концом упиралась в озеро, расположенное в трехстах метрах от дома, а другим, образуя полукруг, уходила в серые облака. Создавалось впечатление, что она пьет воду из озера.

Поздно вечером, когда Ада уснула, Рокоссовский рассказал жене все, что с ним произошло за эти дни. Этой трагедии он старался придать будничный характер, но Юлия Петровна понимала все. Ее охватил страх за будущее. Она с ужасом думала о том, что мужа могут арестовать со дня на день; безумие возможной предстоящей разлуки не давало ей покоя до утра.