Анатолий Карчмит - Рокоссовский. Терновый венец славы

17 ноября противник ввел в бой новые части и усилил давление. Ему способствовали в данном случае морозы, сковавшие болота, — танки и моторизованные части получили свободу действий. В связи с погодой немцы изменили тактику. Когда им не удавалось обойти наши позиции, они в прорыв бросали большое количество танков, массированно применяли артиллерию и авиацию.

В ответ армия Рокоссовского применяла маневр батареями, отдельными орудиями и танками. Им часто удавалось перехватывать танки противника и выводить их из строя. А подвижные группы саперов ставили на путях возможного появления техники фугасы и мины.

В 16-й армии не было резерва, и противник имел подавляющее преимущество в танках и авиации, поэтому она вынуждена была постепенно отходить. За три дня боев она отошла кое-где на 3–8 километров. Но прорвать оборону армии немцы не смогли.

Рокоссовский находился на КП, когда к нему подошел в подавленном настроении Малинин.

— Константин Константинович, на наблюдательном пункте, где вы были, погиб генерал Панфилов.

— Как? — воскликнул командарм.

— Погиб, мне только что доложил начальник штаба.

Опустив голову, Рокоссовский стоял несколько минут, как статуя. Он снял шапку, посмотрел на Малинина, Лобачева и тихо произнес:

— Сколько же у тебя было благородства и силы воли, Иван Васильевич?! Ты шел своей дорогой до конца… Прости нас, Иван Васильевич… Прости.

Командующего вывел из забытья разорвавшийся недалеко снаряд. Его осколки запели, словно множество скрипок, тянувших различные мелодии.

— Михаил Сергеевич, — сказал Рокоссовский, надевая шапку, — нас засекли. Перемещай КП на новое место. Он сел в машину и, пригласив Лобачева, кивнул: — Я жду тебя в Ново-Петровском.

Село Ново-Петровское находилось на автостраде Волоколамск — Москва. КП армии размещался в заброшенном доме.

Ночь была темной и морозной, но в доме было тепло: загодя натопили русскую печь. В одной комнате висели светлые полушубки и каракулевые шапки. В другой — более просторной — кипели жаркие споры о дальнейшей организации обороны.

Здесь собрались члены Военного Совета, работники штаба и почти все командование армии. На двух столах — развернутые карты с нанесенными оборонительными позициями, разграничительными линиями, направлениями главных и вспомогательных ударов противника. Заместитель начальника штаба цветными карандашами наносил на карту самые последние данные об изменениях в положении борющихся сторон. Генерал Малинин сделал обстоятельный доклад о положении дел на фронте.

— На Клинском направлении гитлеровские войска собрали танки в крепкий кулак, — говорил он. — Таким образом, над нами нависла угроза с севера. На левом крыле нашей обороны, где исчерпаны все резервы, нажим противника ежечасно усиливается. Бои в центре и на левом фланге идут в 10–12 километрах от Истринского водохранилища.

Высказали свое мнение заместитель командующего генерал Ф. А. Захаров и член Военного Совета Лобачев.

В заключение взял слово Рокоссовский.

— Войска армии понесли большие потери в людях и технике, — сказал он. Лицо его было усталым, под глазами виднелись синеватые отеки. За последние четверо суток ему удалось поспать только в машине при переезде с одного места в другое.

— Люди смертельно устали, многие валятся с ног, — продолжал командующий. — Я хотел бы обратить ваше внимание вот на что. Посмотрите на карту, и вы убедитесь, что река Истра, водохранилище и прилегающая к ним местность представляют собой прекрасный естественный рубеж. Если его занять заблаговременно, можно организовать превосходную оборону, и ни один танк противника преодолеть ее не сможет. Для этого потребуются небольшие силы.

— Тогда некоторое количество войск мы бы вывели во второй эшелон, — заметил генерал Захаров, — создав этим самую глубокую оборону.

— Совершенно верно, — оживился Рокоссовский. — А часть сил мы могли бы перебросить на Клинское направление.

Всесторонне обдумав и обсудив этот замысел, Рокоссовский изложил его командующему фронтом Жукову.

— Я считаю этот замысел неудачным, и его я не могу поддержать, — категорически заявил командующий фронтом. — Приказываю стоять насмерть, не отходя ни на шаг.

— Я понимаю, — сказал Рокоссовский, — на войне может быть ситуация, когда решение стоять насмерть является единственно возможным.

— У нас именно такой случай.

— Я с этим не могу согласиться, — возразил командарм. — Такой приказ правомерен, если преследуется цель — спасение от верной гибели большинства…

— Большинство — это народ, — перебил его Жуков.

— За нашей спиной нет других войск, и если мы погибнем, то путь на Москву будет открыт, — настаивал на своем Рокоссовский.

— Эти доводы здесь неуместны, — дал понять Жуков, что разговор закончен. — Приказываю — ни шагу назад! Стоять насмерть!

Рокоссовский считал, что вопрос об отходе на Истринский рубеж в данной ситуации чрезвычайно важен, и отступать от своего замысла не собирался. Его долг и честь командира, от которого зависят жизни десятков тысяч людей, не позволяли безропотно согласиться с Жуковым. Штаб армии подготовил телеграмму, в которой обстоятельно было мотивировано это предложение, и за подписями Рокоссовского и Лобачева направил в адрес начальника Генерального штаба. Через небольшой промежуток времени был получен ответ. Борис Михайлович Шапошников замысел поддержал и дал санкцию на отвод войск.

Рокоссовский хорошо знал Шапошникова еще по довоенной службе и был уверен, что он наверняка согласовал ответ с Верховным Главнокомандующим.

Командарм в этот же день дал распоряжение об отводе ночью главных сил за Истринское водохранилище. Прежние позиции продолжали занимать усиленные отряды, которые под давлением противника должны были приближаться к переднему краю обороны главных сил. Офицеры связи довели распоряжение до частей.

— Теперь фашисты на Истринском рубеже сломают себе шею, — весело потирал руки Малинин. — Мы вам покажем кузькину мать!

Но долго ликовать не пришлось — последовала телеграмма Жукова: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю. Приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни на шаг назад не отступать. Генерал армии Жуков».

— Самодур! — пробормотал себе под нос Малинин и отнес телеграмму командарму.

Рокоссовского эта телеграмма задела за живое, но приказ есть приказ, а он был Солдатом. Пришлось подчиниться.

К сожалению, опасения Рокоссовского оправдались. Противник отбросил наши части на восток, форсировал с ходу Истру и захватил на ее восточном берегу плацдармы. Южнее Волжского водохранилища он прорвал оборону на участке 30-й армии и расширил прорыв. Немцы ввели в бой пять новых дивизий и овладели Солнечногорском, а затем и Клином. Обойдя Истринское водохранилище, противник начал продвигаться на юг в сторону Москвы.