Юрий Качаев - Синее железо

Ли Лин на минуту задумался, потом ответил:

— Среди пленных находится юноша, сын моего старого друга. Его зовут Сыма Гай. Отпусти его. Пусть он отнесет отцу горькую весть о моем пленении.

— Хорошо. Есть еще просьбы?

— Да. Я хотел бы умыться и привести в порядок Свою одежду.

По приказу Ильменгира желтоволосый мальчик-слуга провел Ли Лина в умывальную комнату. Ли Лин снял изрубленные латы, скинул белье. Мальчик стоял рядом, с любопытством и уважением рассматривая шрамы на теле пленного военачальника.

— Вот здесь вода подогрета, — мальчик показал на один из котлов.

Ли Лин в изумлении повернулся к слуге:

— Ты говоришь по-китайски?

— Немного. Мой господин учит меня грамоте и китайскому языку.

— Учит раба? — еще больше удивился Ли Лин.

— Да. Мой добрый господин говорит: когда я вырасту, то стану вождем в своей земле.

— Где же твоя земля?

— Далеко. За Белыми горами.

— Страна гуй-фанов, рыжих демонов… — задумчиво сказал Ли Лин. — Это очень далеко. Ты, конечно, скучаешь по родине?

— Да, господин.

— Почему ты называешь меня господином?! Я такой же раб, как и ты.

— С сегодняшнего дня я должен прислуживать тебе. Так сказал Ильменгир.

Помывшись, Ли Лин надел приготовленное шелковое платье, которое пришлось ему впору.

— Появился Ильменгир и сказал: Юноше дали коня и охранную пайцзу[53]. Ты можешь быть за него спокойным.

Ли Лин поблагодарил советника, прикидывая, когда Сыма Гай сможет добраться до крепости Май.

— Этот мальчик, — сказал Ильменгир, показывая на Акта, — будет постоянно находиться при тебе. Все твои пожелания он передаст мне. Сейчас мы выступаем в обратный путь. Пойдем подкрепимся перед дорогой…

В хуннуском стане Ли Лину отвели отдельный кош[54]. Пол его был выстлан волчьими шкурами, и Лин Лин беззвучными шагами проходил два часа, ожидая, когда его позовут к шаньюю.

О том, что шаньюй пожелал говорить с ним, Ли Лину сообщил Ильменгир.

Шаньюй встретил пленного военачальника ласково и сам поднял его с колен. С минуту они украдкой разглядывали друг друга, испытывая, по-видимому, взаимное уважение. Наконец владыка заговорил:

— Ки-дуюй Ли Лин! Мне донесли о том, как ты сражался. Хочу спросить тебя: если я дам тебе под начало десять тысяч отборных всадников — ты согласишься?

Прямота, с которой был задан вопрос, ошеломила Ли Лина. Некоторое время он молчал, потом ответил, глядя в медное горбоносое лицо шаньюя:

— Я поклялся императору в верности и не могу нарушить присяги.

— Но ведь император предал тебя. Почему же ты должен оставаться ему верным?

Слова шаньюя были горькой правдой, и все-таки Ли Лин покачал головой.

— Возможно, Сын Неба был вынужден пожертвовать мною, чтобы спасти армию.

Шаньюй погладил седеющую щетину своих волос и недовольно сказал:

— Если я отпущу тебя в крепость, тебя все равно казнят как изменника.

— Я не изменял императору, ты это знаешь, шаньюй, — твердо возразил Ли Лин.

— Я-то знаю, но поверит ли этому император? Мне известно, что у тебя при дворе много врагов. Они не простят тебе плена. Недавно здесь был брат императора Тао-ди, и я видел своими глазами, как он обрадовался, услышав о твоем поражении.

— Этого не может быть!

— Все может быть, Ли Лин. Запомни мои слова: когда нет дичи — жарят охотничьих собак. Когда неумный государь проигрывает сражение — он казнит своих советников и полководцев. С тебя снимут кожу и обтянут ею барабан. Ступай и обдумай мое предложение.

Ли Лин с поклоном вышел и направился к своему кошу. По дороге ему то и дело попадались воины, разряженные в шелка и шитые золотом парчовые одежды. Многие были пьяны и горланили песни. Переметные сумы, валявшиеся повсюду, напоминали раздутые бурдюки — столько в них было набито всякого добра.

Вдали догорали разоренные селения. По дорогам всадники гнали толпы крестьян, словно овечьи отары на новое пастбище.

На душе у Ли Лина было пасмурно и тоскливо. Он думал о словах шаньюя: «С тебя снимут кожу и обтянут ею барабан». Что ж, так оно, возможно, и будет. Примеров не занимать. Но перейти на сторону хунну — это хуже простого предательства. Тогда полетят головы всех друзей, и в первую очередь голова Сыма Цяня, которому придворная знать давно копает яму.

В коше Ли Лина встретил Ант. Увидев мрачное лицо полководца, он спросил:

— Плохие новости, господин?

— Нет. Шаньюй предложил мне командовать десятью тысячами.

— И вы согласились?

Ли Лин мотнул головой, и глаза у него были при этом как осенняя вода в горных озерах — темные и без блеска.

Стены города Май были выложены из сырцового кирпича и поднимались от земли на двадцать локтей. Толщина стен тоже была внушительной: по ним могли пройти в ряд пять пехотинцев.

Стены образовывали почти правильный восьмиугольник, и на каждом углу возвышалась шлемоподобная крепостная башня с узкими продольными бойницами. На башнях круглые сутки стояли бессонные караулы, следя за каждым движением в стане врага.

Множество кривых и грязных улочек сползалось к центру города, где красовался вычурный, почти воздушный дворец градоначальника. На улочках располагались торговые лавки, постояльце дворы, чайные домики и харчевни. Пахло здесь отбросами, кожей, навозом, деревом и лаком. Харчевни, несмотря на ранний час, уже кишели народом. Они были единственным местом, где царило равноправие, и погонщик мулов мог сидеть рядом с именитым купцом. В харчевнях пожиралось все — начиная с ужей и жареной саранчи и кончая ослятиной и собачьим мясом. И к любому блюду подавали неизменные пампушки и квашеные овощи сянь-цай…

Императора оторвали от работы крики погонщиков.

— Цо-цо! Цо-цо-ух! — вопили они и оглушительно щелкали длинными бичами. Это на площади неподалеку от дворца открылся ежедневный конный базар.

Император отложил донесения, подошел к окну с цветными стеклами и распахнул створки. Прямо перед дворцом на жарком утреннем солнце сверкал бронзовый дракон Лун-ван, повелитель дождя и хранитель благополучия. Еще несколько дней назад хошани, жрецы Лун-вана, молили дракона о заступничестве, били и трубили в бамбуковые трубы. Но Лун-ван остался равнодушным к мольбам, и хунну пришли под самые стены города.

Тогда разгневанные жрецы выволокли упрямого дракона из кумирни и поставили на солнцепек. Закутанный в шелка истукан отбывал наказание хмуро и терпеливо. Прогнать кочевников от крепости он и не подумал. Хошани посоветовались между собой и поняли, что перехватили. Лун-ван обиделся. Поэтому было решено построить над драконом навес, но в кумирню пока не возвращать.

И вот сейчас вокруг дракона суетились мастера, натягивая на стойки тент из желто-белого полосатого шелка. Может быть, Лун-ван перестанет артачиться и смилуется над несчастными жителями города?