Юрий Качаев - Синее железо

Как умный и дальновидный человек, Ильменгир понимал, что временные успехи хунну еще ничего не решают, что борьба с Небесной империей предстоит жестокая, кровопролитная и долгая. И чтобы из такой борьбы выйти победителем, мало одной удали и отваги, — для этого нужно знать вражескую армию и все ее приемы. Ведь не вечно же во главе ее будет стоять глупец, одержимый непомерной гордыней.

Ли Лин поможет шаньюю обучить военачальников и создать из конной орды настоящее войско, которое положит Китай на лопатки. А набеги — что ж, это просто собачьи укусы, пусть болезненные, однако вовсе не смертельные для Срединного царства.

Все эти мысли Ильменгир высказал шаньюю, и сейчас они оба ждали решения Ли Лина. В шатер изредка приходил Ант, которому Ильменгир наказал присматривать за Ли Липом (советник опасался, как бы китаец не покончил с собой) Ант говорил одно и то же: по ночам пленный плачет во сне, а потом просыпается с криком и до утра пьет вино. А когда напьется пьяным, то рассказывает Анту о каких-то далеких краях и о своей матери. Иногда он разговаривает с нею, как будто она сидит рядом…

Расчет Ильменгира оказался верным. Через неделю Ли Лин, решительный и подтянутый, вошел в шатер и сказал Ильменгиру, что хотел бы говорить с шаньюем. Лицо полководца было спокойным и бесстрастным, только под глазами подковами лежали черные круги.

Шаньюй, испытующе взглянув на Ли Лина, кивнул ему на ковровую подушку. Некоторое время они молчали. Наконец Ли Лин заговорил:

— Я решился, государь. Вы были правы тогда, предсказывая мне мою участь по возвращении ко двору… Словом, если вы не передумали, я принимаю предложение.

— Я не передумал. — Шаньюй хлопнул в ладоши и велел принести вина. — Я рад, — продолжал он, — и верю, что мне не придется раскаиваться… Для начала ты получишь обещанные десять тысяч всадников. Наведи среди них порядок, какой сочтешь нужным. Кстати, что ты думаешь о моем войске?

— Мне не нравится одно, государь: ваши воины слишком полюбили китайские вещи, китайскую еду и сладкие вина. Роскошь изнеживает. Сила вашей армии в ее неприхотливости и закаленности. Ведь если говорить о численности, то в Китае одна провинция может выставить войско, равное вашему. Я приказал бы снять с воинов все эти шелка, в которых они походят на фазанов. Это платья для женщин, а не для солдат. Солдатская одежда — латы из бычьих кож и теплые меха. А еда — мясо и молоко…

— Шаньюй слушал Ли Лина, не перебивая. Он и сам уже подмечал, что в войске неладно, но не придавал этому большого значения. «Воины заслужили отдых, так пусть потешат себя, — так он думал. — Однако Ли Лин прав. Наша сила — в выносливости и неприхотливости. Какой китаец способен провести в седле трое суток подряд? Или неделями питаться одним вяленым мясом и при этом остаться готовым к бою?..»

Когда Ли Лин умолк, шаньюй спросил его:

— А что ты скажешь о штурме Май?

Ли Лин, подумав, ответил:

— Я слышал, что в одном из тысячи дел даже мудрец совершит ошибку, а дурак одно из тысячи дел сделает правильно. Император — человек недалекий, но на сей раз он поступил правильно, укрывшись в крепости. Он понял, что потерять вторую половину армии равносильно полному разгрому. Сейчас он будет собирать свежие войска и, вероятно уедет из крепости. Вместо него останется Ли Гуан-ли. Он самолюбив и постарается доказать, что способен справиться с врагами своими силами. Я не стал бы штурмовать крепость, а попробовал бы выманить князя на равнину.

— Так, а что мы будем делать до этого?

— Начинайте учения, а в окрестные города пошлите свои грамоты. Иногда их легче взять языком, чем приступом. Когда они сдадутся, вам будет проще разбить новую армию императора. Ведь ему придется брать собственные крепости…

— Ну что ж, я подумаю, — сказал шаньюй и, обласкав, отпустил Ли Лина.

«Этот человек, пожалуй, не глупее Ильменгира, — оставшись один, размышлял шаньюй. — Если все пойдет так, как он предположил, я вызову из Орды подкрепление. Ильменгир прав: война будет затяжная. Плохо с оружием. Из Орды мы забрали с собой почти все. А каравана из страны динлинов нет до сих пор. Придется, видно, снова посылать туда отряды, чтобы образумить этих упрямцев…»

Шаньюй кликнул Ильменгира и, нахмурившись, заговорил:

— Я хочу задать тебе несколько вопросов. Много ли твоих лазутчиков в Май?

— Около полусотни, шаньюй. Они вошли в город вместе с армией императора.

Каким образом они передают донесения?

— Стража на Северной башне подкуплена, шаньюй…

— Так. А надолго хватит в городе запасов еды?

— Думаю, еще на неделю. Но в крепости со дня на день ожидают подхода караванов.

— Перекрой все караванные дороги. В Май не должна попасть ни одна горсть риса.

— Но, шаньюй… — в замешательстве возразил Ильменгир. — Это будет означать, что мы нарушили договор о перемирии.

— С каких пор тебя стали тревожить такие пустяки?

Советник опустил глаза, почувствовав в голосе шаньюя недоброе.

— Я перекрою дороги, шаньюй. Только мне непонятно…

— Тебе непонятно, что голодная армия пойдет на вылазку?

— Да, шаньюй. Я понял. Прикажете вызвать из Орды свежие войска?

— Вот теперь ты догадливей, — удовлетворенно заметил шаньюй. — И еще: во все окрестные крепости разошлешь грамоты. Обещай в них, что солдаты будут отпущены на все четыре стороны. Горожане могут или уехать, или остаться дома. Имущество их разграблено не будет. В этом я даю слово. Если же мое войско встретит сопротивление — город будет выжжен дотла, а жители перебиты до последнего человека.

— Слушаю и повинуюсь, шаньюй. Грамоты будут готовы к, вечеру.

Губы шаньюя вдруг раздвинулись в улыбке, обнажив белые зубы. Ильменгир поежился: он знал эту улыбку. Она появлялась на лице владыки всякий раз, когда кому-нибудь готовился подвох.

«Уж не мне ли?» — с тревогой подумал советник, но подозрение его тут же рассеялось.

— Я хочу немного отдохнуть от дел, — сказал шаньюй. — Сегодня мы устроим облавную охоту на кабанов. Загонщиками пойдут те, кто сменил боевые доспехи на китайские тряпки. Пусть эти щеголи хорошенько прочешут приречные заросли.

Ильменгир усмехнулся в бороду: затея шаньюя становилась ему понятной…

Через полчаса бесчисленная рать загонщиков, сверкавшая всеми цветами радуги, двинулась на тугаи[61]. В одном из первых рядов шагал и наследник Тилан — в халате, расписанном павлиньими хвостами, в сафьяновых, шитых жемчугом туфлях и в круглой шапочке с султаном из зимородковых перьев.

Под ногами загонщиков жирно чавкала бурая, покрытая ржавчиной почва; острые шипы и сучья хищно впивались в великолепные шелка, с треском раздирали их и ранили оголенное тело. Но самой ужасной пыткой были комары и оводы, тучами висевшие над головой и закрывавшие солнце.