Александр Струев - Царство. 1955–1957

— Не скажи! — не согласился Анастас Иванович. — Где-то он промазал, а где-то в лучшую сторону сдвинул.

— В какую лучшую?

— На Францию надавил, чтобы она войну во Вьетнаме, и в Камбодже, и в Лаосе заканчивала. Было такое?

— Было, — хмуро подтвердил Никита Сергеевич.

— Можно еще примеры привести.

— Промахов у Вячеслава больше, чем побед! — не успокаивался Хрущев.

— Вячеслав — коммунист.

— Больно много хочет!

— Не надо ни с кем ругаться, Никита, не время! — покачал головой Микоян.

За короткое время Янош Кадар сплотил вокруг себя ядро ярых коммунистов. Компартия набирала обороты, но доверия к ней в народе было недостаточно. Булганин и Хрущев на один день отправились в Будапешт. Никита Сергеевич хотел начистоту поговорить с венграми, объяснить, что они попали под действие империалистической хунты, хотел рассказать, на что готов Советский Союз для дружественного соседа, как здорово заживут люди. Булганин мало говорил, но всячески поддерживал Никиту Сергеевича.

Хрущев встретился с партактивом, пришел на митинг, организованный на площади рядом со зданием правительства. Людей сюда собрали с большим трудом, тащили почти что силой, но все-таки собрали полную площадь. Взяв слово, Хрущев кипел, грозил американцам, говорил про то, как поднялся на борьбу с империализмом Египет, кричал, что азиатские страны не сдаются Америке! Неожиданно вспомнил трагические события 1848 года, когда войска царя Николая I потопили в крови венгерских патриотов, поддержав австрийского императора.

— А мы прогнали поганого царя и всех его прихвостней!

Хрущев ругал по матери американцев, припомнил «сгнившего изнутри» кардинала Миндсенти. После митинга ринулся в толпу, рассказывал, как на военных сборах двадцать девятого года Ференц Мюнних, рекомендованный сегодня на пост заместителя председателя венгерского правительства, влепил ему трое суток гауптвахты за плохо скатанную шинель. Даже после трагических событий — массовых жертв, крови и слез, Первый Секретарь ЦК КПСС вызвал у собравшихся живой интерес.

— И нечего жалеть врагов! Врагов надо уничтожать! И будем уничтожать! С врагами так было и так будет! А перерожденцев типа Ракоши и Герё — к ответу!

— Раскачаем! — оказавшись в Советском посольстве, сказал Хрущев Булганину. — Не все потеряно, не огрубели сердца. Тащи сюда недоделанного венгра! — имея в виду советского посла Андропова, велел он помощнику.

Если бы не Брежнев, защищавший Андропова, со свистом вылетел бы тот с работы и из партии, и неизвестно еще, куда угодил, может, прямиком в Воркуту добывать уголек поехал.

— Томочка, соседка, загибается, уже и в больницу ее возили, и всяким снадобьями отпаивали, а лучше ей не становится. К тебе, Марфуша, пришли! — с мольбой в голосе проговорил церковный староста.

— Какой я врач? — удивилась Марфа.

— Взгляни, скажи слово. С прошлой зимы хиреет девка, и ничего не помогает. Ведь жалко ее, трое ребятишек, работящая, муж без ноги. Как без нее проживут?

— Говорят, сглазили! — подсказала Надя.

Марфа согласно покачала головой.

— Это да, сглазили! Плохая на ней мета, — медленно проговорила она. — Крепкое зло наслали.

— Что делать, скажи?

— В церковь почему не идет?

— Куда ходить, еле встает она!

— Я-то ползаю, а храм Божий не оставляю!

— Верующая она, верующая! — стучал себя в грудь церковный староста.

— Молиться за нее буду, крепко молиться, и вы молитесь! — наказала Марфуша и вдруг спросила: — Скажи-ка, а крестик она носит на цепочке или на веревочке?

— Кажись, цепочка у нее, — пробормотал лысоватый староста.

— Через звенья цепочки злые духи могут прямо в сердце проскочить, а сквозь веревочку не проскочат. Пускай крестик свой на веревочку перевесит, а тут и мы с молитвою!

Руководитель Венгерской республики Янош Кадар и уполномоченные им для ведения переговоров лица обещали неприкосновенность всем бывшим членам венгерского правительства и его председателю. Официальные власти заявляли, что в случае их желания покинуть родину возражений не последует.

Находиться в замкнутом пространстве югославской миссии беглецам было и неудобно, и неприятно: связь с внешним миром была прервана, ничего не знали они о родных, а лишь предполагали, что могло произойти с ними. Иосип Броз Тито считал, что Хрущев не кровожаден, помнил, что Хрущев и Булганин обещали не причинять вреда ни Надю, ни членам его кабинета, и новое венгерское руководство высказывалось вполне лояльно.

Переговорный процесс представителей югославского посольства с Кадаром и Андроповым шел без остановки, в последнее время обозначились конкретные сдвиги: по распоряжению советского командования сняли оцепление вокруг посольства, и хотя отдельные группы военных появлялись на площади, это никак не напоминало неприступное кольцо по границе дипмиссии днями раньше; не осталось в зоне видимости ни одной бронемашины, а неприглядные разрушения от танковых выстрелов, аккуратно заделали. Восстановленную стену оштукатурили и, так как погода позволяла — покрасили. Ремонт делало командование советскими войсками. Все вокруг говорило за изменение к лучшему. Жизнь в Будапеште налаживалась: пустили общественный транспорт, открылись магазины, школы. Горожане стали свободно передвигаться по улицам, хотя кое-где все еще можно было наткнуться на грозные танки. Схваченных во время ноябрьских событий в ближайшее время обещали выпустить на свободу. Венгерская Партия Труда стала пополняться новыми членами. Кадар одной рукой бил, а другой гладил, и то, и другое производило впечатление на обывателя.

Шепилов и Громыко заверили маршала Тито, что советское руководство хочет выйти из инцидента красиво, намекнули, что новое венгерское руководство не станет цепляться за сотрудников государственной безопасности еврейской национальности и вычистит евреев из центрального аппарата правительства. Поговаривали о новой либеральной газете, крестьянам обещали выделить дополнительные наделы земли. На прошлой недели в опере дали первое после кровавых событий представление, в столице заработало три кинотеатра.

Весь этот ком новостей создавал позитив. У беглецов забрезжила надежда на спасение. Ведь гарантии дал лично Кадар, о них говорил Шепилов. Первым не выдержал заточения венгерский министр культуры.

«Никто нас не тронет!» — после очередной сводки новостей заявил он и попросил югославских дипломатов узнать, что будет его ожидать, если он отдаст себя в руки социалистических властей? Ответ был жизнерадостный — будет прощен, но на руководящую работу пусть не рассчитывает. Такой ответ вполне устраивал — можно будет свободно ходить по родному городу, обнять друзей, понянчить детишек! Утром министр культуры и его жена покинули югославскую миссию. Они вышли за двери, пересекли площадь. Из окон за парой с волнением наблюдали товарищи.