Александр Струев - Царство. 1955–1957

— При Сталине выпуск картин сократился до десяти в год, иногда и десять на экран не попадало. Сталин сам решал, что снимать, кто снимает, кто играет, сам вычитывал сценарий. Признавал только идеологически выдержанное кино. Каждую новую картину везли ему на просмотр. В фильме «Поезд идет на Восток» был эпизод, где действие происходит в купе вагона. Сидят люди в купе, общаются, а за окнами лес мелькает. И тут Сталин спрашивает: «Скажите, а в каком месте сейчас находится состав?» Все так и обомлели, — рассказывала Фурцева. — «В районе станции Новомосковская!» — нашелся министр кинематографии. На просмотре обязательно сидел и режиссер картины, вдруг у товарища Сталина вопросы возникнут. «Значит, еще долго ехать, — говорит Сталин. — Я, пожалуй, сойду!» — встал и вышел из кинозала. Режиссер фильма в обморок от испуга грохнулся, — заулыбалась Екатерина Алексеевна. — Это Сталин так шутил, — объяснила она и потрепала Валеру по волосам. — Тогда фильмов делали мало, зато сейчас кинематограф гудит, чего только не снимаем!

Екатерина Алексеевна подошла к окну, приоткрыла фрамугу, и, усевшись в ближайшее кресло, закурила.

— Скоро появится комедия «Карнавальная ночь» режиссера Рязанова. В главной роли там совсем молоденькая актриса Люда Гурченко, Царев играет закоренелого бюрократа — директора дворца культуры. Еще там лектор есть, — засмеялась Фурцева, — видать, из твоего общества «Знание», носит огромный портфель и рассуждает с важным видом: «Есть ли жизнь на Марсе?»

— Может, меня на съемки отправишь? Интересно посмотреть, как делают кино!

— Как-нибудь сходим!

Екатерина Алексеевна сделала глубокую затяжку. Валера поднялся, подошел к возлюбленной, встал за креслом и мягко обнял за шею. Женщина запрокинула голову и спросила:

— Ты скучал?

Он ничего не ответил. Настойчивые руки поползли дальше, нащупали под складками халата желанную грудь. Фурцева развернулась к нему:

— Иди ко мне!

Хлопнули двери, из столовой несли торт. Екатерина Алексеевна любила перед сном съесть сладенькое: или шоколадную конфету, или пирожное. В этот раз взбитые сливки перемешали с консервированными ягодами: малиной, голубикой, обернув хрустящими коржами. Торт исчез за считанные мгновенья.

— Вот мы обжоры! — утерла сладкие губы Екатерина Алексеевна.

— Я б еще съел! — отозвался Кротов.

— Нельзя, будешь толстый и некрасивый.

— Вку-у-сно!

— Я тут, Валерик, такое дело затеяла, — Екатерина Алексеевна придвинулась ближе. — Как тебе мое белье? — и она распахнула халат.

Белье на ней было фисташкового цвета, в лифчик вшиты кружева.

— Без белья ты мне больше нравишься.

— Ничего ты не понимаешь!

Женское нижнее белье привозили в Советский Союз исключительно из-за границы, в продаже его не было. Перед войной, в ГУМе, в спецателье, пытались шить на заказ, но это — слезы!

— Я в Москве фабрику открываю, где будут делать нарядное женское белье! Удобное, красивое и по цене доступное, — воодушевленно рассказывала модница. — Женщин, Валерочка, надо любить! Я с Никитой Сергеевичем и с товарищем Микояном о такой фабрике договорилась.

— Сиськи, что ль, им свои показывала? — откинулся в кресле Кротов.

— Дурак ты! — обиделась Фурцева.

Постель была разобрана, Нина Петровна сбила подушки и села на кровать. Супруги готовились ко сну.

— Вот, Ниночка, и завертелось, пошло-поехало! — удовлетворенно приговаривал Никита Сергеевич. — Леня Брежнев первую борозду на целине дал. Побежала, родимая! Надо в Казахстан лететь, своими глазами размах увидеть.

— Рада родит, поедешь! — отрезала мать и достала из тумбочки какую-то склянку.

— Ну да, ну да! — послушно отозвался Хрущев.

Нина Петровна старательно смазывала руки кремом.

— Давай тебе помажу, вон у тебя какие шершавые! — покосилась на мужа она.

— Да не-е-е, не надо.

— Подставляй, подставляй! — велела супруга и, завладев его ладонями, стала втирать крем. — У тебя не кожа, а не поймешь что!

— Потому что я везде бегаю, все трогаю, всем интересуюсь! — разъяснил супруг.

— Потому что ты без перчаток ходишь! Что у тебя, перчаток нет?

— Да есть у меня все!

— Вот и надевай!

Нина Петровна обстоятельно смазала мужу руки и спрятала крем.

— Маленков отставку пережил?

— Зеленый становится, как меня видит. Враг теперь, — вздохнул Никита Сергеевич.

— Напрасно ты его в Президиуме оставил, не простит он свое падение.

— Молотов задвинуть не дал, — приглаживая жалкие остатки волос, отозвался супруг.

— Они против тебя и сговорятся.

— Гнилая кучка! — выпалил Хрущев. — Мы с Булганиным им задницу надерем!

— Смотри, — нахмурилась Нина Петровна. — Пока будешь по казахам разъезжать, они и взбунтуются.

— Ну, с чего ты взяла, Нина, с чего?!

— Взяла! — прищурилась супруга. — Валерию вчера в поликлинике встретила, так она не то что не поздоровалась — в мою сторону даже не посмотрела! А я кто? Никто. Обычная жена. К политическим склокам отношения не имею. А ведь сколько дружили!

— Конечно, ей обидно, недолго Егор в премьерском кресле покомандовал, — тер нос Никита Сергеевич. — Сейчас хоть толк от Совета Министров есть. А раньше: это нельзя, это рано, это подумаем — и резинка тянулась. Стране, Нина, жить надо, не на месте топтаться! Мы уже сейчас рывок по жилью дали. За два месяца сколько новостроек развернули? Очумеешь сколько! А то как получалось — в Москве квартиры строим, а в других городах — кукиш! Опять у нас Москва на особом положении. Люди-то везде одинаковые, советские, и в Минске, и в Улан-Удэ, и в Урюпинске! Так почему, спрашивается, там жилье трудящимся никто не дает?! Им что, в Москву бежать, чтобы квартиру получить? Сейчас, Ниночка, повсеместно строить стали, и народ это сразу оценил, — стоя перед женой, вещал Никита Сергеевич. — Не поверишь, как дело завертелось!

— Косыгин выпуск товаров народного потребления наращивает, — продолжал он. — Обувь приличную делает, одежду добротную шьет. Холодильники в продажу пошли. Бритву, что Лешка из Америки привез, до винтика разобрали, и теперь портативная электробритва в продаже появилась, харьковчане постарались. У меня теперь такая! А телевизоры как раскупают? Только давай! Я радуюсь, когда об этом говорю. А ты про Маленкова вспомнила, да хер бы с ним!

— Ты прямо, как грузчик! В доме бы ругаться постеснялся!

— Извини, не сдержался, — Никита Сергеевич сел на кровать. — Что зять наш?

— За Раду трясется, — улыбнулась Нина Петровна.

— Нравится мне парень, смышленый.

— Слава Богу, а то ворчал!

— Ворчал, а теперь вижу — приличный.

— Рада говорит, отношения у Алексея с главным редактором натянутые. То ли завидует он ему, что молодой, талантливый, то ли боится, что подсидит. Алексей нервничает, а настроение его сразу Радочке передается, а она на сносях. Положение тревожное. Ты подумай, как быть.