Александр Струев - Царство. 1955–1957

Никита Сергеевич добродушно улыбнулся:

— Нам, Георгий, скоро из автоматов стрелять не придется. Кто первый бомбу жахнет, тот и жив. Так?

— Так.

— А раз так, то давай к ядерной теме вернемся, нам, ежели что, надо врага опередить и непробиваемым щитом заслониться. Многое предстоит в Вооруженных Силах переиначить. Мыслить надо по-новому, это совсем иная работа! Вот я и предложил Малиновского — вояку, строевика, чтобы повседневную лямку тянул, мусор разгребал, а мы с тобой, Георгий Константинович, настоящими делами займемся, будем оборону против ядерных бомб выстраивать, а может — и нападение подготовим. В условиях новой войны сильно кумекать надо, а ты пристал — почему Малиновский? Не хочешь, не бери, но он, по крайней мере, не зубоскал, а честный, исполнительный человек, к тебе с пиететом. Чем он не угодил?

Маршал Жуков замялся.

— А тем, что я первый его предложил! — развел руками Никита Сергеевич. — А я ж от чистого сердца, потому как знаю, тебе надежные помощники нужны. А ты сразу в бутылку лезешь?

— Никуда я не лезу!

— Тогда чего кусаешься? Хочешь, чтоб тебе молотовцы Конева навязали, или Костю Рокоссовского из Польши вызвали? Конева, слава Богу, в Варшавский договор определили, теперь он там начальствует, при деле уже товарищ Конев. А вот у Кости с возникновением военного блока стран народной демократии власти поубавилось. Рокоссовский спит и видит в Москву перебраться, уже представляет себя первым заместителем министра обороны, а там, глядишь, и до министерского портфеля дотянется. Он, как и ты — герой, и парадом Победы командовал. Задумайся!

Жуков насупился.

— И кланяется он лучше, и видный, и обходительный, но ведь в Министерстве обороны работать надо, а не поклоны в нарядном мундире бить. Сколько лет Костя в Польше военным министром просидел, десять? Хватит, рассуждает, надо в Москву перебираться. И ведь многие за него, многие! — разогревал ситуацию Никита Сергеевич. — Не веришь, спроси Булганина, сколько к нему за Костю ходоков было! Для мудрых членов Президиума, ты, брат, слишком ершист. Молотов два раза о Рокоссовском упоминал, а у Молотова клещами слова не вытянешь.

Хрущев утер платком вспотевший лоб и, развернувшись от маршала, ушел на диван.

— Я, кстати, тебя в Президиум рекомендовал, — с дивана проговорил он.

Жуков замер. Никита Сергеевич весело смотрел на маршала.

— Ладно, возьму твоего Малиновского, — сдался Георгий Константинович. — Но ты не думай, ты меня не купил! Я решение взвесил, с доводами согласился, — и грустно добавил: — Я Костю Рокоссовского от расстрела спас, Сталина помиловать его упросил. Скажу правду, хотел его из Польши к себе забрать, а после твоих слов уже и не знаю.

— Не торопись, — отозвался Хрущев, похлопывая по кожаным подушкам дивана. — Забрать всегда успеешь. Лучше Малиновского мы с тобой никого не сыщем.

— Не искали, — огрызнулся министр.

Хрущев уже не слушал, Малиновского к Жукову первым замом протащил.

— Кому поручим противоракетную оборону Москвы? — спросил Никита Сергеевич.

— Москаленко.

— Одного пояса хватит?

— Лучше два строить, а верней всего три, — проговорил Жуков, — Тогда ни самолет, ни ракета к нам не подлетит.

— Расходы считать надо.

— Расходы не мое дело! — огрызнулся маршал.

В прошлом месяце с успехом прошли испытания ракетной системы С-25. Зенитно-ракетный комплекс состоял из шестидесяти ракет В-300, которые могли отслеживать двадцать целей одновременно на высоте до тридцати пяти километров. Комплексы эти предполагалась располагать на значительном расстоянии от столицы, расставляя поясами в шахматном порядке, так, чтобы ни одна бомба не могла достичь цели. Защита получалась действенная, ракеты наверняка поражали цель.

Жуков совершенно оттаял, повеселел.

— Слушай, — сказал он и снова нахмурился, — в печенках у меня сидит адмирал Кузнецов, давай его на хер!

— Кузнецов, Кузнецов! — задумчиво проговорил Первый Секретарь. — Сложно сейчас Кузнецову наподдать, молотовские в него зубами вцепятся. Вот ты в Президиум войдешь, тогда нагоним.

— Он им нравится, потому что шапку ломать перед министром не хочет! Чуть что — напрямую в Совмин бежит. Ну как это так: я приказ по министерству отдаю, а пока он свой, аналогичный, не подпишет, мой приказ на флоте не действует?! Почему Кузнецов на особом положении? Раньше существовало Министерство Военно-Морского Флота, он был министром, единолично там правил, но теперь такого министерства нет, его слили с военным, я — министр, он мой заместитель, как такое самоуправство понимать?! — нервничал Жуков.

— Потерпи, брат, выпрем Кузнецова.

— Да как терпеть, когда он даже на совещание зама присылает! Принц, мать его!

— Ты-то Булганину не очень-то подчинялся, — высказался Никита Сергеевич.

— Какой из Булганина министр! — отмахнулся Жуков. — Он не вояка.

— А субординация? — весело поддел Первый Секретарь.

— Иди к черту со своей субординацией!

— Не кипятись, Георгий Константинович, будет и на нашей улице праздник. Войдешь в Президиум Центрального Комитета, и пусть попробует адмирал дернуться, живо приструним, партбилет на стол — и весь разговор! Это я тебе твердо обещаю, а пока терпи.

— Терпи! — выдавил Жуков. — И за что его превозносят? Что он в войну сделал? Первым по немцам с корабля пальнул? Да, имел место такой случай. Нам Сталин категорически приказывал не вмешиваться, огонь не открывать, провокация, говорил, не верил, что Гитлер договор нарушил. Мы и сидели, как мыши! А когда отдал приказ: аэродромов нет, техники нет, паника, все отступают, а теперь Кузнецов — молодец!

— Чего завелся, Георгий, угомонись, сплавим Кузнецова!

— Сплавим! — повторил Жуков. — Вот он у меня где! — и маршал похлопал себя по шее.

— В баню в воскресенье придешь?

— Приду.

Вечером, уже дома, когда ложились спать, Никита Сергеевич поделился новостями с женой:

— Родиона замом к Жукову впихнул!

— Родион Яковлевич наверняка рад.

— Рад! — подтвердил Хрущев. — И я рад. Родион в доску мой. Не упрямец, слушает, что говорю. Надо мне Ване Серову звание дать, авторитет поднять, а то куда ни глянь — одни маршалы! Серов, Нина, это моя безопасность.

— Делай, как знаешь, — зевнула Нина Петровна. — Что-то твоего друга Булганина не слышно?

— Английский язык учит, — усмехнулся Хрущев. — Хочет на иностранных языках говорить.

— Да ну!

— Вот тебе и ну! Мечтал на английском с трибуны Организации Объединенных Наций выступить, чтобы поразить всех. Да только не идут у него языки. Коля себе задачу упростил, на отдельные фразы перешел, так, чтобы поздороваться мог, поинтересоваться, как дела, и все такое.

— Это ж сколько ему учиться?