Виктор Вальд - Месть палача

Сам не понимая от чего смеясь и плача, Даут так же обнял вновь прибывшего.

– Чудеса продолжаются! – воскликнул мужчина в богатых одеждах. – Так это же Даут! Сам Даут! Могучий и лукавый тайный пес Орхан-бея!

– Да это я. Могучий и… А ты кто? – пьяно откинул голову назад Даут.

– Вино – туман, который ведет в болото, – рассмеялся этот мужчина. – Посадите его вон в тот угол и подстелите под него что-то мягкое и теплое, как в его мусульманском прошлом.

Даут почувствовал себя лучше, погрузившись в большую охапку сена. Он даже слышать стал лучше.

– …Это тебе, мой друг Гудо, казалось, что дорога и местность пустынны. На самом деле, даже в такие трудные времена, люди продолжают свой путь. Разве что заблаговременно прячутся от невнушающих доверия встречных. Сам согласись – два путника, один в одежде сарацина, другой вообще в странных синих нарядах, да еще с жутким лицом. Прости за лицо…

Гудо что-то ответил и собеседники рассмеялся.

– Так вот, – продолжил мужчина, – и выстрел твой не остался незамеченным. И оружие твое странное… Обычно стреляют в сторону мишени от живота, от груди. Стреляют наудачу. А тут стрелок приложил арбалет к плечу деревянным ложем, да еще и целился через какие-то проволочки. Чем стрелял? Ни стрелой, ни болтом. Как же так точно поразил за сотню шагов и прямо в лоб? Непростой человек этот стрелок. Да еще твои одежды, да еще… Прости еще раз за лицо. Все это я сложил и что получилось?

– Ты радовал меня своим острым умом. Во всяком случае до того прискорбного дня, когда мы так не дружелюбно расстались.

– И об этом скажу позже. Мне приходится опасаться лазутчиков и соглядатаев, что постоянно следят за моим лагерем. Поэтому я их опережаю, наняв своих наблюдателей. Они докладывают обо всем, что происходит вблизи моего шатра. И о тебе доложили. Я не смел поверить в такое чудо. Но все же решил убедиться сам. Не часто густо по земле выхаживает «человек в синих одеждах» с низко натянутым капюшоном, да еще стрелок из удивительного оружия. И вот я здесь и вот я в твоих объятьях…

Гудо и тот важный человек рассмеялись и вновь обнялись. Рассмеялся и Даут, и чуть прикрыл глаза…

– …И тогда я выкрикнул ему в гневе: «Если так, то я вернусь с целой армией!» В тот момент я желал покорности мне Константинополя, но только для единственной цели – отыскать несчастного малыша Андреаса…

Даут замотал головой. Это действительно друг Гудо вот так беспечно рассказывает первому встречному о своих недавних злоключениях. Более того, он подробно рассказал и о том, как разогнал при помощи горящего кнута войско самого василевса. А что более печально, Гудо смеялся и указывал рукой на возлежавшего в углу в аромате сена, Даута. Это, конечно, было нестерпимо, и он даже попытался встать, но не смог. Оставалось слушать, порою слыша, а порою – нет.

– …О! Сколько дней и ночей я слушал его рассказы. Мэтр Гальчини настрого приказал никому не говорить о том, что он поведал мне часть своей жизни. Ту часть, без которой невозможно было проводить мое обучение. И ничего тайного, что потом мне стало известно из его книг. О! что это были за рассказы… Бесконечные, но невероятно интересные, как и его прошедшая жизнь. Отдавая должное, скажу: его жизнь была страшной и очень насыщенной. Слушая своего мучителя, я вместе с ним мысленно переносился во многие страны и города. Бывал в гуще сражений и на пиру сильных мира сего. Я помню каждый его рассказ. А рассказ о том, как возвращался мэтр Гальчини с Востока по Аппиевой дороге, стал для меня спасением. Особенно я благодарил Господа за то, что Гальчини был предельно откровенен. Я помню, он тогда сказал: «Может так случится, что ты окажешься у катакомб святого Каллиста. Тогда потрудись отыскать в этих катакомбах лестницу папы Дамасия. Это заметное место, над которым возвышается полуразрушенная часовня, у входа в которую есть почти не тронутая статуя святой Цецилии. Вдоль лестницы помещены многочисленные камни, запечатывающие гробницы. У седьмого камня, видного при дневном свете есть надпись: «Святой Сикст, помяни в твоих молитвах кающегося Аврелия». Эта надпись сделана моей рукой. Мое имя не всегда было Гальчини. За этим камнем ты и найдешь очень важное. Я вынужден был там это оставить. К нему я уже не вернусь. А тебе это может пригодиться, если ты не умрешь до конца своего обучения». Тогда мэтр Гальчини рассмеялся, а я в который раз пожелал ему смерти. Теперь я благодарен ему. И за удивительный арбалет (из его брата-копии я учился стрелять под руководством Гальчини в последний год пребывания в подземелье Правды), и за мешочек с золотом, и за оружие и… За многое, многое… Благодарю его и… продолжаю проклинать. Вот так вот, мой дорогой друг Франческо. Не думал и не гадал, что Господь подарит мне столь приятную встречу. Давай выпьем за божью милость. И я охотно послушаю о том, как ты жил эти семь месяцев, после того, как мы так неприятно расстались в Цымпе.

– Да пусть сожрет меня гиена, если ты не Франческо Гаттилузио! Вот так приятная неожиданность. За это нужно выпить!

Франческо повернулся в сторону того, благодаря кому он вырвался из османского рабства, и снисходительно дал себя обнять расплакавшемуся Дауту.

С трудом освободившись от липких и мокрых объятий, Франческо Гаттилузио вновь повернулся к своему другу и спасителю:

– Расскажу. Но вначале кое-что покажу. Но завтра, на рассвете.

«Вино – туман, который ведет в болото», – кто произнес эту мудрость, Даут вспоминал все утро, но так и не вспомнил. Помехой тому была головная боль, мучащая жажда и то, что мучитель в «синих одеждах» запретил щедрому и доброму другу Франческо Гаттилузио поднести с первым лучом солнца большую чашу вина для измученного тела и исстрадавшейся души несчастного Даута. Более того! Обмякшее и непослушное тело Даута должно было держаться в седле. Несмотря на отличный утренний освежающий ветерок, ласковое осеннее солнце и удобную дорогу, усидеть на изгибающейся спине лошади было все же сложно.

А ведь совсем еще недавно Даут был превосходным всадником, как и кочевники востока, воспринимающий коня продолжением собственного тела. Даже не могло и представиться, что пройдет так мало времени и езда на уважаемом животном для бывшего османского вельможи станет мукой.

Гудо и Франческо, напротив, наслаждались неспешной утренней прогулкой. Они шутили, предавались воспоминаниям, обменивались мнениями и каждый раз смеялись едва их совместный взгляд падал на страдающего Даута. Так тройка старых знакомых в окружении вооруженных всадников в черных плащах и взобралась на пологий холм, с которого их глазам предстало великолепное зрелище.

Хорошо устроенный лагерь, с множеством шатров, окруженный частоколом менее впечатлил Даута, чем великолепное войско, выстроенное перед воротами военного городка.