Татьяна Осипцова - Ретт Батлер. Вычеркнутые годы

– На реке Эшли отличная охота, не то что у нас на Уондо! Помнишь, я однажды подстрелил семь уток, а ты, желая меня переплюнуть, как принялся палить! Перестрелял целую дюжину, да еще трех выдр. Собака принесла только двух, а ты продолжал уверять, что выдр было три, и заставил нас всей компанией прочесывать камыши…

– Нашли? – вставил Ретт.

– Что, забыл? – с любопытством уставился на него Хутер.

– Помню, что-то такое было…

Джон застыл с вилкой в руках и вдруг расхохотался:

– Врешь, Ретт, ни черта ты не помнишь! И не можешь помнить, потому что охотились мы не с тобой, а с твоим братом! Это случилось незадолго до женитьбы Росса – разве ты жил тогда в Чарльстоне? Ну-ка, припомни…

Батлер молча покачал головой, а Хутер злорадно завершил:

– Мы с тобой, Ретт, вообще ни разу вместе не охотились!

Умышленная провокация Джона Хутера заставила всех за столом умолкнуть на некоторое время. Скарлетт пришлось призвать на помощь всю свою волю, потому что первым ее желанием было тут же выставить гостей за дверь. Она одарила Хутера испепеляющим взглядом, но он продолжал посмеиваться, видимо считая, что шутка получилась отличная. Эмили бестактность мужа явно смутила. Ретт не отрывал глаз от своей тарелки.

Напряженность атмосферы решилась сгладить Алиса Саваж:

– Салли говорила, Брютон собирается выставить на скачках нового великолепного жеребца. Он не рассказывал вам об этом, Ретт?

Ретт ответил и назвал кличку жеребца. Разговор перешел на будущие скачки. Это было безопаснее воспоминаний о прошлых.

Они вместе проводили гостей. Едва за ними закрылась дверь, Ретт сообщил:

– Я хочу уехать на плантацию.

Он выглядел подавленным, и на мгновение Скарлетт почувствовала жалость к нему. Однако вспомнив, как самой пришлось краснеть под наглым взглядом Хутера, она вспылила:

– Обижены тем, что над вами посмеялись? Так научитесь сами смеяться над другими!

– Зачем?

Этот вопрос поставил Скарлетт в тупик. Даже не вопрос, а тон, каким он произнес это слово.

Она молчала, а Ретт продолжил:

– Зачем притворяться, что я рад быть в обществе этих людей, если я не рад этому, зачем поддерживать беседу с теми, кто мне неинтересен? Я старался ради вашего удовольствия, Скарлетт, но увольте – больше не хочу. Мне надоело. Я не выдержал сегодняшний экзамен, и это может повториться в любой момент, с любым человеком. Я буду унижен, вы раздражены… К чему это? Уж лучше я буду продолжать жить на плантации, а вы развлекайтесь, как хотите.

Его низкий голос звучал спокойно и твердо, и Скарлетт вдруг растерялась:

– Вы предлагаете жить врозь, я здесь – а вы на плантации?

– Судя по вашим рассказам, в течение нашего первого брака мы довольно долго не жили вместе.

– Только из-за того, что вам было наплевать на приличия! – выпалила она.

– Возможно, я был прав? Жить с оглядкой на других неестественно.

Скарлетт раздраженно пожала плечами.

– Хорошо, возвращаемся в Данмор-Лэндинг.

Вновь потянулась однообразная жизнь на плантации.

Кэт по полдня проводила с Реттом. В поездках верхом к ним иногда присоединялась гувернантка. Скарлетт не могла не заметить, что муж с удовольствием участвует во всех затеях дочери. Когда она рассказывает ему об их прошлых приключениях, всегда внимательно слушает, и на вопросы дочери, помнит ли он – часто кивает. Как-то наедине Скарлетт спросила Ретта – правда ли, что он кое-что помнит.

– Нет, конечно, – невесело ответил он. – Просто не хочется расстраивать ребенка – она так старается!

Почти все свое время Скарлетт посвящала заботам о хозяйстве плантации. Иногда, чтобы развеяться, в одиночку выезжала верхом. Скачки по просторным лугам, по расцвеченным осенью рощам, по прямым аллеям карликовых пальм на время приносили успокоение в ее сердце. Потому что все остальное ее раздражало. Попытка вернуть Ретта в светский круг провалилась, и она ужасалась при мысли, что за жизнь ждет ее впереди.

Ретта, похоже, все устраивало. Охота, рыбалка, игры с Кэт доставляли ему удовольствие, и Скарлетт подозревала, что общаться с неграми ему нравится больше, чем с приличными людьми из Чарльстона. Однажды она невольно подслушала разговор мужа с кухаркой.

– Неужто правда, мистер Ретт, то, что вы Салмону говорили?

– Что, Долли?

– А про тамошних негритянок, в Африке? Что ничегошеньки у них из одежды нет.

– Не совсем так. Девушки носят короткие, вот посюда, травяные юбочки, а женщины постарше оборачивают бедра материей на манер юбок до колен.

– И больше ничего? – поразилась кухарка.

– Еще бусы.

– Святые угодники! Вот срам-то! Разгуливать перед мужчинами в таком виде! А негры тамошние во что одеты?

– Они носят набедренные повязки, а еще прикрываются шкурами животных.

– Иисус! – охнула кухарка.

Батлер нашел нужным пояснить:

– Стыд наготы – это то, что придумали сами люди. Господь создал Адама и Еву нагими.

– Что это вы говорите, мистер Ретт, даже слушать стыдно! Кто ж говорит такое про Господа! А что, они там и не молятся? Поди, церквей-то в Африке нет?

– Церкви там есть. В городах. Но у туземцев свои боги. Они верят в злые и добрые силы природы. Ритуалами у них заправляет шаман.

– Вроде нашего отца Питера?

– Нет, совсем не похож. И ритуалы у туземцев другие. Они бьют в барабаны, танцуют и поют, отгоняя злые силы и призывая добрые. Они молят об удачной охоте, о том, чтобы дождь пролился вовремя и оросил их небольшое поле, чтобы скот не падал от бескормицы. В засуху племя может настигнуть голод. В такие годы дети умирают один за другим, потому что ни молока, ни мяса, ни зерна нет. Высушенные черви – вот их основная пища в голодное время.

– Боже милостивый! – ужаснулась кухарка. – Так, выходит, хорошо, что мою бабку из Африки в Америку привезли. А то бы есть мне червяков вместе с дикарями.

– Думаю, ни один дикарь не согласился бы променять свою свободную жизнь на рабство, Долли. Ведь твою бабку лишили свободы.

Скарлетт не стала больше слушать. Вот какой ерундой он забивает черномазым головы! Однако этот разговор напомнил ей, что долгое время муж жил с черной женщиной. Выходит, та негритянка разгуливала в чем мать родила? И Ретта это не смущало? А ведь когда-то он мог отправить ее новое платье в печку, если считал декольте неприлично глубоким. Скарлетт представила Ретта в окружении голых негритянок, и ее передернуло от отвращения.

Два ежемесячных отчета Дуглас прислал с почтой, а третий посчитал нужным доставить в Лэндинг лично. Скарлетт понимала, что он приехал опять искушать ее, и знала, что не поддастся на искушение, но все-таки мысль о том, что этот мужчина любит ее, приятно щекотала сердце.

– Рада видеть вас, – приветствовала она Эдварда.