Давид Малкин - Король Шаул

Братья обещали, но вскоре опять слышалось: «Ух!» и весёлые окрики.

Все камни, сброшенные в долину, должны были пойти на строительство нового дома для Йонатана и его семьи.

Днём работа прекращалась, и пахари, поев, заваливались спать под навесом у края поля. Часа через два сыновей Шаула будили посланцы неутомимого Авнера бен-Нера и, умытые, переодетые в шерстяные рубахи, они шли учиться военному делу. А к вечеру, когда жара спадала, Шаул и три его сына опять кромсали кустарник на новом участке.

Перед началом пахоты на поле был принесён в жертву баран.

Шаул оглядел сыновей за столом.

Все трое выделялись крепким телосложением даже среди биньяминитов. Йонатан, застенчивый и немногословный, как отец, лицом походил на Ахиноам: такое же неизменно строгое выражение глаз под нахмуренными бровями. Больше него была похожа на мать только старшая дочь, Мерав. Зато и Малкишуа, и Авинадав фигурами и лицами повторяли отца. Люди говорили, что в свои сорок лет Шаул красивее сыновей – может, оттого, что его загорелое лицо обрамляла белая борода.

Скоро, думал Шаул, закончим весенние работы и станет веселее. Темнеть будет поздно, займусь с ними военным упражнениями. Сперва посмотрю, чему научил их Авнер. Похоже, скоро всем нам такое умение понадобится.

Он поднялся из-за стола и сказал, что все могут пойти отдыхать. Сам направился в угол, где светился очаг, и Ахиноам готовила еду назавтра. Шаул подошёл и сел на камень неподалёку от жены.

– Что ещё нового? – спросил он тихо.

Перемещая горшки, Ахиноам рассказывала про новый налог на семена, вспомнила, как вчера у невестки встретила Аю, и та пожаловалась, что её дочь Рицпа ушла с прорицателями-пророками, когда те проходили неподалёку от Гив’ы. Ая была очень опечалена. Она отговаривала дочь, но та не послушалась. А у Аи ведь ещё один сын-калека...

– Значит, Бог ей так велел, Ае, – рассудил Шаул.

Он хотел рассказать жене о своей встрече с прорицателями, но промолчал.

Не говорили они и о своём старшем сыне.

Среднего роста, рано облысевший, он и внешне мало походил на рыжеволосых крепких биньяминитов, тем более, из рода Матри. Душа у него не лежала к крестьянским работам, а к военным упражнениям – и подавно. Парень позорно плохо выступал на всех состязаниях молодых биньяминитов на осенних праздниках и не мог понять, зачем так стараются его братья и почему огорчается отец. «Ну, не попал я в цель с первого раза – что за беда!»

Интересовали его верования гиргашей, эмори и других соседей-кнаанеев. Беседовал он и с филистимлянами, языки схватывал быстро. Когда он возвращался домой, мать первым делом загоняла его в микву. Они с Шаулом уговаривали сына оставить его увлечения, стать пахарем и воином, как все биньяминиты. В который уже раз ему пытались подыскать невесту. Сын возражал почтительно, но упорно. В Гив’е было обычным, чтобы юноша уходил из тесного надела в дальние края на заработки. Кто нанимался в войско, кто зарабатывал лечением скота, кто находил свободную землю и создавал там поселение. Старший сын Шаула ушёл с караваном в Египет учиться там чтению и письму и переписывать папирусы в храмах.

Утром следующего дня Шаул отправился пахать новый участок. Хлеб и воду ему туда принёс мальчик Миха.

В военном лагере, разбитом под Явеш-Гил’адом, ожидали прибытия царя Нахаша. И вот белый балдахин выплыл из-за рыжих холмов пустыни. Впереди царских носилок шли воины в запылённых кожаных доспехах и с круглыми медными щитами. Жрецы в сопровождении музыкантов двинулись из лагеря навстречу царю и после приветствий и благословений присоединились к его свите. Как только процессия подошла к стене Явеш-Гил’ада, началось жертвоприношение и ритуальные танцы воинов вокруг царских носилок. Опустившись на колени, заламывая руки, аммонитяне запели гимны богу Милькому.

Царь Нахаш слушал и ел гранат. Время от времени из-под балдахина раздавалось чавканье и на обритые головы рабов и телохранителей вылетали обсосанные косточки.

Жара кончилась, из пустыни с гудением налетели толстые мухи и накинулись на людей и на скот. Нахаш отдал команду, носилки поставили на песок, и возле них рабы настелили одну на другую несколько воловьих шкур. Царь вышел из-под балдахина и, продолжая есть гранат, уселся на шкуры. Теперь старейшины Явеш-Гил’ада и король Аммона со своей свитой смотрели прямо друг на друга.

Вестовой обежал лагерь кочевников и потребовал прекратить галдёж. Стало ясно: сейчас начнутся переговоры. От свиты царя отделился человек с курчавой бородой и прокричал на иврите:

– Мир вам, рабы царя Аммона! Я – толмач.

В наступившей тишине иврим ждали продолжения. Возле толмача появился почти голый мускулистый мужчина с большими клещами в руках и что-то сказал. Нахаш и его свита захохотали.

– Это – палач, – представил толмач.

– Чего хочет от нас твой царь? – спросили со стены.

– Всего, – запрокинув голову и улыбаясь, ответил толмач и раскинул руки.

Старейшины иврим обменялись между собой несколькими фразами, после чего один из них подошёл к краю стены и крикнул вниз:

– Да будет так! Мы согласны служить царю Аммона.

– Слу-жить?! – захохотал, держась за бока, толмач, а палач весело закружился на месте, помахивая клещами.

– У царя хватает слуг, – припевал он. – Для чего ему ещё?!

Иврим на стене молчали.

– Вы, наверное, хотите знать условия царя для приёма вас на службу? – спросил толмач. – Так вот, великий Нахаш решил принять вас в подданные, но... – он протянул руку, и раб вложил в неё чашку с водой. Толмач напился, обтёр курчавую бороду и, указывая на палача, закончил: – Но сперва царский палач вынет у каждого из вас в залог верности по одному глазу.

Палач захохотал сиплым голосом и опять стал кружиться на месте, помахивая щипцами.

– Зачем это нужно твоему царю? – крикнули со стены. – Кто у него купит одноглазых рабов?

– Царю Нахашу вопросов не задают, – покачал в воздухе пальцем толмач.

Опять стало тихо, потом на стене заговорили все сразу, а по верёвке, сплетенной из корней и веток, спустился человек. Он присел на корточки, переводя дыхание. Два воина взяли его за плечи и подвели к Нахашу. Король смотрел перед собой и сплёвывал косточки. Пурпурный сок стекал у него по подбородку на грудь, смешиваясь с пóтом.

– Меня зовут Ицхак бен-Эзер, – начал посланец Явеш-Гил’ада. – Я, как все люди из нашего селения, готов служить царю Аммона.

Он перевёл дыхание. Нахаш даже не взглянул в его сторону.

– Но зачем же унижать своих родичей? – продолжал посланец Явеш-Гил’ада. – Ведь и аммонитяне, и иврим происходят от одного корня. Вы – потомки Бен-Ами, сына младшей дочери Лота. А Лот – сын брата праотца нашего Авраама. Если король позволит рабу своему, я напомню, как Лот и Авраам пришли в Кнаан?