Давид Малкин - Король Шаул

Гад делился с Давидом тем, чему сам успел научиться у Шмуэля.

– Необходимо точно указывать, за что наложено наказание, – говорил он. – Например, люди узнали, что ты осудил двух женщин, дав разные наказания. Скажи ясно, что одна осуждена за беспутство, а другая ела неспелые плоды седьмого года. Тогда люди поймут, почему наказание этих женщин – разное.

Строили дома, расчищали от камней почву, сеяли, собирали первый урожай. Давид радовался, глядя на своих людей: нет, они не разучились и мирным делам!

Ни один человек не вложил столько души в Циклаг, сколько жена Давида Авигаил. Ни одна забота не миновала её, но никто ни разу не видел её недовольной. Она ещё находила силы устраивать и своё жильё: ни один дом не был так хорош, как дом Давида.

А он приходил усталый и удивлялся её всегда лёгкому и радостному настроению.

И раньше люди со всей Земли Израиля прибывали к Давиду, пополняли его отряд: одни поссорились со старейшинами своих селений, другим нечем было заплатить долг, третьи просто искали вольной жизни. Теперь, когда стало известно о Циклаге, о том, что Давид находится в полной безопасности во владениях басилевса, иврим, желающих присоединиться к нему, стало ещё больше. Новичкам помогали построить дом, и многие оставались в Циклаге насовсем, хотя были и такие беглецы от тяжёлой руки короля, кто уходил от Давида, разочарованные его решительным отказом мстить Шаулу.

В весенние месяцы селение казалось стоящим не на песке и камнях, а на цветах и травах. Тогда Авигаил отправлялась с детьми заготовлять целебные растения. Иногда к ним присоединялся Хелец, объясняя свойства цветов и показывая места, где растёт та или иная трава.

Едва они успели закончить первые постройки, в селение прибыл из Гата посланец Ахиша со свитой: басилевс велел ему выяснить, что происходит в Циклаге и напомнить иврим, что, по договору, они должны нападать на короля Шаула и доставлять отбитую добычу в Филистию.

Посланец был удивлён видом селения и, пробыв в Циклаге несколько дней, отбыл в Гат с обещанием Давида вскоре пойти в поход на Шаула.

Задержался посланец потому, что хотел увидеть, как веселятся эти странные иврим.

...И поднимался Давид и люди его, и нападали на гешурян и на гезриян, и на амалекитян, которые населяли издревле эту страну до дороги в Шур и до земли Египетской. И поражал Давид ту страну, и не оставлял в живых ни мужчины, ни женщины, и забирал овец и волов, и верблюдов, и одежду и приходил к Ахишу.

И спрашивал Ахиш:

– На кого нападали вы нынче?

И отвечал ему Давид?

– На юг Йеѓуды и на юг земли Еразмеэльцев, и на юг земли Кенийцев.

И ни мужчин, ни женщин не оставлял Давид в живых, так как говорил: «Иначе они расскажут о нас: "Так поступал Давид во все дни пребывания его в земле филистимской".

И стал доверять Ахиш Давиду, говоря: «Он сделал себя ненавистным народу своему и будет рабом моим всегда».

За год произошёл только один случай, угрожавший изменить расположение Ахиша к Давиду. Случилось это в день, когда караван с данью из Циклага привёл в Гат один из самых спокойных людей в давидовом отряде – Бная бен-Иояда. Этот воин не выглядел необычным силачом, но после того, как Бная на севере убил льва, в войске иврим установилось к нему уважение.

Но то – иврим.

Бная привёл караван к сокровищницам Ахиша, велел слугам распрягать верблюдов, а сам пошёл искать писца, чтобы тот сделал опись привезённого добра. Тишина на площади удивила Бнаю. Как потом выяснилось, перед самым прибытием каравана из Циклага здесь появился буйный Саф – родич Голиафа, такой же огромный и задиристый. В тот вечер он нанюхался цветущего камыша, сжигаемого на побережье, и стал крушить всё подряд и молотить кулачищами всякого, кто попадался ему навстречу. Народ убегал и прятался по домам. Саф вломился на постоялый двор, вылакал половину меха вина, свалился на земляной пол и захрапел. Только тогда вспомнили, что нужно послать за городской стражей.

Но прежде, чем та прибыла, на площади загрохотали повозки обоза с данью из Циклага. Саф поднялся, вышел с постоялого двора и навалился животом на невысокого растерянного иври.

Жители Гата высунулись из-за ближайших домов. Заметив зрителей, Саф вдруг заулыбался, обнял Бнаю и предложил:

– Эй, пастух! Давай стукнем друг друга по разику!

Видя, что туземец не понимает, Саф знаками стал показывать Бнае, что хочет, чтобы тот ударил его, а потом он, Саф, стукнет пастуха. Бная, тоже знаками, стал отговаривать филистимлянина, прикладывал к щеке сложенные ладони – мол, поди поспи и успокойся. Но Саф настаивал, свирепея на глазах. Он уже без улыбки толкал Бнаю и пытался дёрнуть его за бороду.

– Ну, что ж, – смиренно принял Бная бен-Иояда. – Видно, так угодно Богу.

И он без замаха ударил филистимлянина.

Наутро Сафа похоронили.

Бная провёл ночь в тюрьме, куда его препроводили явившиеся наконец на площадь стражники. Утром, когда басилевс рассматривал привезённую дань, ему рассказали о вчерашней драке на площади. Допросив свидетелей, Ахиш велел отпустить Бнаю.

– Когда буду набирать новых телохранителей, напомни мне про этого иври, – приказал он толстому вельможе.

Куда идти в поход, Давид и его советники определяли по рассказам иврим, прибегавших с жалобами на налёты из пустыни. Отряд нападал на кочевников всегда неожиданно – может, поэтому в Циклаг все воины возвращались живыми. Но раненые бывали. Их укладывали в палатке, где всегда находился кто-нибудь покалеченный быком, ужаленный скорпионом или просто больной, и первой спешила к раненым Авигаил. Под её низкий голос они засыпали, получив лекарственный отвар, накормленные и напоенные из её рук.

Авигаил часто звали помочь роженицам, с ней советовался лекарь – она никому не отказывала, ни разу не пожаловалась на усталость и, улыбаясь, появлялась всюду, где её ждали.

Так в Циклаге прошёл год и четыре месяца – лучшие дни в жизни Авигаил.

Всего восемь дней, как она родила, думала Мейрав, глядя на спящую Рицпу, – а уже опять худая. Не то, что я!

Мейрав сидела на шкуре рядом со свернувшейся калачиком Рицпой и ждала, когда та проснётся. В соседней комнате под присмотром служанок спали мальчики: её, Мейрав, и два сына Рицпы от Шаула – годовалый Армони и Мефибошет, на чьё обрезание собрались сегодня гости со всего Кнаана. Мейрав попросила, чтобы гости не заходили и не тревожили Рицпу, но шум пиршества доносился и в эту комнату.

Поздравления и подарки принимал король Шаул – причёсанный, с подправленной бородой, в белой праздничной рубахе и новых сандалиях. Иногда он подходил к служанкам, осторожно брал у них из рук младенца и подносил к самому лицу, будто хотел ещё раз услышать запах маленькой, безволосой головы. Несколько раз Шаул заглядывал в тёмную и прохладную комнату, где лежала его Рицпа. Мейрав жестами показывала ему: всё в порядке, спит – и Шаул возвращался к гостям. Соседи, родственники, воины и командиры, десятки знакомых и незнакомых Мейрав людей ели, пили и вели беседу.