Николай Прокудин - Вернуться живым

Утром на тропинке – капли запекшейся крови. Тел нет. Кто это был? «Духи»? Или жители вылезли из кяризов? Мимо нашей позиции время от времени проходят машины под конвоем бронегруппы. Доставляют продукты, боеприпасы, вывозят солдат из «зеленки» в дивизию на дембель, а вместо них едет молодежь. Эти бедняги будут сидеть в этой дыре два года, не высовывая носа. Если повезет и заболеют, побывают в госпитале…

Дурацкое сидение в кишлаке заканчивается через неделю. Сбитнев вызывает к себе, и мы, собрав пожитки, взвод за взводом, пробираемся к его посту.

– Ну что, замполит! Как тебе, не скучно быть взводным?

– Да нет, командир! Счастлив был не видеть тебя целую неделю, а также рожи прочих взводных.

– Лады, предоставляю тебе возможность не видеть нас еще какое-то время. Твой взвод и ГПВ идут во главе роты. Двигаемся вдоль канала до дороги на Чарикар. Вести огонь можно и вправо, и влево. Наших там нет и, наверное, никогда еще не было. Пробиваемся этим путем на пост их второго взвода, завезем боеприпасы и уходим!

– Приказ понял, командир! Мы разорвем всех «духов» и прорвемся к заставе. Чего бы нам это ни стоило!

– Ну-ну, шути-шути! Давай двигай, рейнджер. Посмотрим, как будешь шутить на дороге у канала.

Сапер, пулеметчик Зибоев и прапорщик Голубев шли впереди, за ними четыре БМП. Время от времени мы лупили из пушек и пулеметов вправо и влево. «Зеленка» в ответ молчала, но было очень неуютно, и в животе от страха крутило и урчало.

«Духи» внезапно вышли из-за дувала лоб в лоб на Голубева. Прапорщик первым выпустил длинную очередь и завалил пару мятежников. Остальные рассыпались по виноградникам. Бойцы мигом залегли за стеной, и началась перестрелка. Пули и осколки гранат свистели над головами, но, к счастью, не цепляли никого. К нам добрался первый взвод. Острогин упал возле меня и хлопнул меня по плечу.

– Жив, курилка? «Духов» много?

– А хрен их знает! Головы не поднять, чтоб их пересчитать.

– Так политдонесение и пошлешь без точных данных? – ехидничал Серж.

– Ага! Главное, что листовки никак не раскидать обманутым дехканам!

Мы дружно загоготали.

– Контрпропаганда срывается!

– Ну, ничего, на винограднике развесим. А ну, Серега, подай снаряженный магазин!

И с этими словами, ухмыляясь, я всадил длинную очередь в стреляющие развалины.

Внезапно вокруг начали рваться мины. Минометы заработали! Земля многочисленными фонтанами взметнулись вокруг, и воздух рассек ужасный свист осколков. Комья земли забарабанили по броне.

– Бойцы, отходим, – заорал я своим бойцам.

Осколки со свистом плюхались вокруг, и стало по-настоящему страшно.

– Быстрее к броне! – проорал Острогин. – Уходим вон в тот дом, там ротный. Сергей показал на большой дом с высоким дувалом, разбитым взрывами.

Мы метнулись к броне, и тут же были засыпаны вокруг новой партией мин. Черт! Проклятье! Солдаты заметались по арыкам между виноградниками и заборами, а «духи» минометным огнем отрезали наше отступление. Разрывы вздымались плотными рядами справа, слева, впереди, позади. Чудом, без потерь мы отползли к бронемашинам и, скрываясь за ними, попятились дальше в укрытие.

Во дворе дома на поваленном бревне сидел старший лейтенант Сбитнев и по радиостанции докладывал ухудшающуюся обстановку.

– Ну что, хваленые герои! Бежали от превосходящих сил противника? – съязвил Вовка.

– Командир! Мы бились как львы, но шакалов много! – возразил я. – Временное отступление, но сейчас отдышимся и прорвемся в Сталинград.

– Сейчас вокруг нас поработает артиллерия, а затем идем на прорыв. Ясно?

– Да, ясно… Володя, добавь нам еще пулеметчика для интенсивности огня в «зеленке».

– Бери, Ник! Для группы прорыва и для тебя лично ничего не жалко! Шутки в сторону: как только артиллерия стихнет, короткими перебежками возвращайтесь на позиции, откуда отошли, за вами пойдет техника. Вперед! Удачи!..

Едва-едва два наших взвода выскочили из крепости в виноградник, как по нам раздались выстрелы из развалин напротив. Виноградник наполнился пороховой гарью от разорвавшихся мин, свистом пуль и осколков. Мы рухнули как подкошенные мордами в землю, и большие комья грязи посыпались сверху на спины. Больно, но не смертельно. Серия взрывов прозвучала за высоким дувалом из крепостного двора, оттуда послышались вопли солдат. Мина разорвалась неподалеку от меня, и Хайтбаеву разнесло щеку и бок. Сержант рухнул мне на руки, а кровь хлестала из его ран на мой нагрудник. Я был перепачкан в крови, но эта кровь была не моей. При помощи другого солдата я заволок раненого за ворота и положил у тыльной стены. Огляделся, во дворе хаос – солдаты корчились от боли, а те, кого не зацепило, перевязывали раненых.

– Где ротный? Сбитнев!!! – громко заорал я. – Володя!

Сквозь пелену дыма разглядел, что санинструктор сидит на бревне, к его коленям привалился Сбитнев, и его голова в крови. Ротный хрипел.

– Что с ним, Степа?

– Челюсть разбита осколками и посекло руку. Будэ житы. Не страшно, но лицо может измениться.

Я склонился над Вовкой:

– Сбитень! Как ты? Держись!

– Дай сигаретку, закурить хочу…

– Я ж не курю.

– Найди! Все у тебя не как у людей! Никакой пользы! Не куришь, не пьешь, наверное, и баб не любишь, – прохрипел ротный.

– Томилин, сигарету командиру, – заорал я.

– Да и я ведь не курю! – ответил сержант, начавший перевязывать Хайтбаева.

– Дубино! Сигарету ротному! Вечно у тебя, Томилин, не как у людей! – рявкнул я на санитара.

Дубино сунул сигарету в окровавленный рот Сбитнева, и помог прикурить. Ротный поманил меня рукой, чтоб я к нему наклонился.

– Давайте прорываться. Как хочешь, но «духов» надо отбросить! – прохрипел он мне в ухо и закашлялся. Кровь захлюпала во рту, и капли брызнули мне в лицо.

Я выдернул окурок из его зубов и пробурчал:

– Похоже, с сегодняшнего дня ты бросил курить. Без зубов вообще курить неудобно. Сбитень, ох у тебя и рожа. Теперь тебе будет легко свистеть.

– Ты, сволочь! Мне и так больно, а ты смеешься и издеваешься.

– Не смеюсь, а сочувствую. Подбадриваю…

– Когда тебе яйца оторвут, я тоже посочувствую, что тебе будет легко плясать и танцевать.

– Не обижайся. Припомнилось. Со мной учился один парень в училище, у него было полмизинца – очень ему удобно было в носу ковырять. А у тебя тоже будут плюсы: легко и быстро по утрам чистить поредевшие зубы.

– Уйди с глаз моих, – зашипел командир. – Вперед! Под пули, марш! Может, тебе тоже скоро будет больно и чего-нибудь будет не хватать. Ник! Действуй! Надо прорваться!

В его глазах застыли слезы боли. Я погладил товарища по голове. В русых волосах набилось много мелких комочков глины и пыль. Он протянул мне ладонь, и мы пожали друг другу руки. Сбитнев махнул рукой, поморщился и закрыл глаза.