Томас Кенилли - Список Шиндлера

Появление чьей-то фигуры в фуражке остановило ее уже на пороге. Человек возник на верхней ступеньке и, прищурившись, посмотрел в пространство полутемного коридора, в котором лежала лишь полоска холодного голубоватого света со двора. Он узнал ее с первого же взгляда, как и она его. Это был знакомый ее старшего сына, поляк; но из этого ничего не вытекало; она отлично знала, под каким давлением находятся ребята из службы порядка.

Войдя в прихожую, он приблизился к ней.

– Пани Дрезнер, – произнес он и ткнул пальцем в сторону лестницы. – Они будут здесь через десять минут. Вы можете отсидеться под лестницей. Идите, спрячьтесь поскорей.

Столь же покорно, как дочка подчинилась ей самой, она послушалась молодого человека из службы порядка.

Скорчившись под лестницей, она поняла, что ни к чему хорошему это не приведет. Со двора на нее падал свет осеннего дня. Если они захотят пройти во двор или к дверям квартиры в тыльной части прихожей, то она попадется им на глаза. Поскольку не имело никакого значения, будет ли она сидеть скорчившись или во весь рост, она выпрямилась. Подойдя к дверям, парень предупредил ее, чтобы она оставалась на месте. Затем он вышел. Она слышала крики, приказы и мольбы так ясно, словно они раздавались из-за соседних дверей.

Наконец он вернулся вместе с другими. До нее донесся грохот сапог в дверь. Она услышала его слова, что, мол, он уже обыскал нижний этаж дома – там никого нет. Хотя комнаты наверху должны быть заняты. Он так спокойно и непринужденно беседовал с эсэсовцами. А ей вдруг показался неоправданным риск, на который он пошел. Он поставил на кон свою жизнь – против сомнительной возможности, что они, прошерстив сверху донизу Львовскую и двинувшись по Дабровской, окажутся настолько глупы, что не обыщут нижний этаж и не найдут пани Дрезнер, которую он, будучи едва с ней знаком, спрятал под лестницей.

Но эсэсовцы поверили ему на слово.

Она слышала, как они поднимались по лестнице, с шумом открывая двери, выходящие на первую площадку, как их подкованные сапоги грохотали в комнате, за стенкой которой было оборудовано укрытие. До нее донесся визгливый, дрожащий голос знакомой:

– Конечно же, у меня есть разрешение, я работаю в столовой гестапо, я знаю там всех уважаемых господ!

Фрау Дрезнер слышала, как эсэсовцы спускались со второго этажа, ведя кого-то с собой; нет, больше, чем одного человека, – пару или семью. «Они оказались на моем месте», – пришло ей в голову уже потом.

Хрипловатый простуженный голос мужчины средних лет сказал:

– Но, конечно же, господа, мы имеем право взять какую-то одежду?!

И тоном столь же равнодушным, каким на вокзале объявляют о расписании, эсэсовец ответил по-польски:

– В этом нет нужды. На месте вас обеспечат всем необходимым.

Звуки стихли, госпожа Дрезнер продолжала ждать.

Второго обхода не последовало.

Он грянет завтра или послезавтра. Они будут возвращаться снова и снова, завершая отбраковку состава гетто. То, что в июне воспринималось как кульминация воцарившегося ужаса, в октябре стало привычным бытом.

Поднимаясь наверх, за Данкой, она испытывала огромную благодарность к спасшему ее парню, и думала, что если убийства превратились в обычную работу, вершащуюся с точностью машины по заранее расписанному распорядку, как тут, в Кракове, то вряд ли можно, даже собрав все остатки мужества, что-то противопоставить неумолимой мощи этой системы.

Многие ортодоксы из гетто придерживались девиза: «Час жизни – все равно жизнь». Мальчишка из еврейской полиции подарил ей этот час. И теперь она понимала, что никто не мог бы подарить ей больше.

Знакомая встретила ее с легкой краской стыда на лице.

– Девочка может приходить в любое время, – сказала она. – Вы поймите, я выставляла вас не из-за трусости, а из определенных соображений… И таковые остаются в силе: вас я прятать не могу, а девочку – пожалуйста.

Госпожа Дрезнер не стала спорить – у нее было ощущение, что эта женщина находится в том же неадекватном состоянии, которое только что спасло жизнь ей самой, там, внизу. Она поблагодарила: Данке, возможно, еще придется воспользоваться вашим гостеприимством…

Отныне, поскольку в свои сорок два года она выглядела еще довольно молодо и не жаловалась на здоровье, фрау Дрезнер попробует выжить, полагаясь только на себя – с экономической точки зрения, ее усилия могут пригодиться Инспекции по делам вооруженных сил. Может она внести и какой-либо другой вклад в военное дело рейха…

Она не была уверена, что сможет воплотить этот план в жизнь. В те дни любой, кто хоть немного понимал, что на самом деле происходит, знал: с точки зрения СС, идея уничтожения социально неприемлемых евреев перевешивает ту ценность, которую они представляют собой как рабочая сила. И в такие времена встают простые и недвусмысленные вопросы: кто спасет Иуду Дрезнера, заведующего отделом снабжения фабрики? Кто спасет Янека Дрезнера, автомеханика в гараже вермахта? Кто спасет Данку Дрезнер, прачку с базы Люфтваффе – в то утро, когда СС окончательно решит не считаться с их экономической ценностью? Полицейский из службы порядка спас жизнь фрау Дрезнер.

А в прихожей дома на улице Дабровской молодые сионисты из «Халуца» и Еврейской боевой организации готовились оказать более серьезное сопротивление. Они раздобыли мундиры ваффен СС и, облачившись в них, решили нанести визит в облюбованный эсэсовцами ресторан «Цыганерия», расположенный по другую сторону площади от Словацкого театра. Заложенная ими бомба, пробив крышу «Цыганерии», рухнула в зал со столиками, разорвав на куски семь эсэсовцев и ранив более сорока человек.

Услышав об этом, Оскар подумал, что и он мог быть там – льстиво обихаживать кого-то из больших чинов.

Шимон и Густа Дрангеры вместе с товарищами приняли осознанное решение выступить против извечного пацифизма гетто, подвигнув его на общее восстание. Они снова заложили взрывчатку и подняли на воздух предназначенный только для СС кинотеатр «Багателла» на Кармелитской улице. Только что на мерцающем экране Лени Рифеншталь воплощала образ германской женщины, преданной своим солдатам, которые ради спасения нации ведут бои в варварских гетто или на опасных улицах Кракова, – а в следующую секунду яркая желтая вспышка пламени полыхнула по экрану!

В течение последующих нескольких месяцев Боевая организация потопила патрульное судно на Висле, уничтожила зажигательными бомбами несколько военных гаражей в городе, добывала Passierscheims для людей, которые не имели иной возможности получить их, обеспечивала работу укрытий, в которых подделывались документы об арийском происхождении, пустила под откос шикарный поезд («только для нужд армии»), который курсировал между Краковом и Бохней, и распространяла свою подпольную газету. Ее же стараниями двое помощников шефа еврейской полиции Спиры – Шпитц и Форстер, составлявшие списки на арест тысяч людей, – попали в эсэсовскую засаду. Один из подпольщиков, играя роль информатора, договорился с этими полицейскими о встрече в деревушке под Краковом. В то же время другой информатор сообщил гестапо, что пару руководителей еврейского партизанского движения можно будет перехватить в условленном месте встречи. И Шпитца, и Форстера пристрелили, когда они попытались удрать от гестапо.