Томас Кенилли - Список Шиндлера

Но больше всего его вывело из себя уклончивое выражение «перемещение». Генерал-губернатор Франк в этом смысле куда честнее, он дал откровенно понять это в своем недавнем выступлении: «Когда мы одержим окончательную победу в войне, я убежден, что поляки, украинцы и весь тот мусор, что сейчас болтается под ногами, будет превращен в котлетный фарш; словом, мы поступим с ними, как нам заблагорассудится». Франк по крайней мере имел смелость называть вещи своими именами. В Берлине же писали «перемещение» и считали, что умыли руки.

Амон Гет тоже отлично знал, какой смысл заключен в этом «перемещении», и во время очередного визита Шиндлера в Плачув откровенно поведал ему об этом: все мужчины Плачува будут переведены в Гросс-Розен, женщины – в Аушвиц.

Гросс-Розен представлял собой обширный район каменоломен в Нижней Силезии. Компания «Германские земляные и каменные работы», предприятие СС с отделениями по всей Польше, Германии и на завоеванных территориях, использовала труд заключенных из Гросс-Розена. Процессы же в Аушвице подчинялись более простым и современным схемам.

Когда новости о закрытии дошли до завода и стали обсуждаться в бараках, кое-кто из людей Шиндлера понял, что пришел конец их спасительному убежищу. Перельманы, чья дочь рискнула своими арийскими документами, чтобы попросить за них, связывали уже узлы из одеял, с философским спокойствием обсуждая тему со своими соседями по бараку.

«Эмалия» дала им год покоя, год сытной еды, год нормального существования. Может, этого более чем достаточно. И теперь их ждет смерть, от которой некуда деться.

Обреченность ясно чувствовалась во всем, она витала в воздухе…

С тем же отрешенным спокойствием воспринимал все происходящее и рабби Левертов. Дела его с Амоном не были закончены – наконец тот добрался до него.

Эдит Либгольд, которую Банкер сразу определил в ночную смену, обратила внимание, что, хотя Шиндлер продолжает часами вести серьезные разговоры с еврейскими мастерами, он больше не общается с рабочими и не дает им головокружительных обещаний. Может, приказы из Берлина расстроили и обескуражили его, как и всех прочих?

Он больше не может играть роль пророка, за которого она приняла его во время их первой встречи, три года назад, поняла девушка.

Ближе к концу лета, когда заключенные продолжали увязывать свои вещи, готовясь отправляться в Плачув, слухи обрели иную окраску: герр Шиндлер ведет переговоры о выкупе их всех! Он вроде упомянул об этом Гарде; он, кажется, сказал что-то такое Банкеру…

Да, им так хотелось почувствовать надежду на спасение в его спокойной уверенности, в его манере решать все проблемы единым махом!

Семья Горовитцев снова оказалась в Плачуве. Их отец, Долек, в прошлом году перетащил их на «Эмалию», но все вернулось на круги своя для шестилетнего Рихарда, одиннадцатилетней Нюси и их матери Регины. Нюся принялась снова подравнивать щетину для щеток, глядя в окно на вереницы грузовиков, ползущих на горку с австрийским фортом, и на жирный черный дым крематория, тянущийся над холмом…

В Плачуве все было как и год назад, когда они покинули его.

И девочка была не в состоянии представить, что когда-нибудь этому придет конец.

Но ее отец верил, что герр Шиндлер составляет список своих людей, которых вытащит отсюда.

Список Оскара, как многие считали, был уже не просто перечислением имен.

Это был СПИСОК.

Он был волшебной колесницей, полог которой укроет их от всех бед и невзгод мира…

Хорошо обдумав, как бы вместе со «своими» спасти и евреев из Кракова, Шиндлер как-то вечером заявился на виллу Амона Гета.

Стояла тихая, спокойная ночь последних недель лета.

Амон обрадовался приезду Оскара. Из-за состояния здоровья оба врача – и Бланке и Гросс – предупреждали Гета: если он не ограничит себя в еде и питье, его ждет смерть. Амон испугался, и в последнее время гости реже стали бывать на вилле.

Они, как и прежде, уселись рядом, хотя теперь Амону приходилось пить более умеренно. Оскар изложил ему свое новое намерение: он обязуется перевести свое предприятие в Чехословакию и хотел бы взять с собой квалифицированный рабочий коллектив. Ему нужно набрать еще толковых рабочих из числа обитателей Плачува. В поисках подходящего места он обратится за содействием к эвакуационному отделу; он предполагает разместиться где-то в Моравии, и Ostbahn поможет ему переместиться на юго-запад от Кракова. Он хочет сказать Амону, как другу, что был бы весьма благодарен ему за поддержку…

Упоминание о благодарности, как всегда, возбуждающе действовало на Амона. Да, сказал он, если Оскар получит одобрение своего намерения от соответствующих отделов, Амон рассмотрит представленный список.

Когда все детали дела были обговорены, Амон изъявил желание перекинуться в карты. Он предпочитал французский вариант блек джека. Игра была непростым испытанием для младших офицеров, которым приходилось поддаваться, стараясь делать это не очень заметно. Одним низкопоклонством тут было не обойтись, требовалось значительное мастерство.

Но в этот вечер Оскар не был заинтересован в проигрыше. Ему и так предстояло выложить Амону огромную сумму.

Комендант начал со скромной ставки в сто злотых, ибо врачи советовали ему проявлять умеренность и в этом увлечении. Тем не менее он принялся повышать ставки, и, когда начальная поднялась до пятисот злотых, Оскар выложил комбинацию из туза и валета, из чего следовало, что Амону придется выплатить ему двойную ставку.

Амон был раздосадован, но сдержал себя. Он позвал Хелен Хирш, чтобы та принесла кофе. Она вошла – словно карикатура на вышколенную прислугу джентльмена: в аккуратном черном платьице, но правый глаз опух и заплыл. Она была столь маленькой и хрупкой, что Амону Гету даже пришлось отказаться от удовольствия постоянно избивать ее. Теперь ей доставалось реже.

Девушка уже была знакома с Шиндлером, но не поднимала на него глаз. Прошло около года с того дня, когда он пообещал вытащить ее отсюда. Посещая виллу коменданта, Оскар всегда старался заглянуть в кухню и осведомиться, как она себя чувствует. Его внимание трогало ее, но ничего в ее жизни не меняло. Например, несколько недель назад, когда она подала на стол недостаточно горячий суп – ее хозяин был особенно придирчив относительно температуры еды, мушиных точек в коридоре и блох у собак, – комендант вызвал Ивана с Петром и приказал им поставить ее у березы и расстрелять. Он наблюдал из высокого окна, как она шла под дулом маузера Петра и, сдерживая слезы, молила молодого украинского парня: «Петя, кого ты собираешься убивать? Я же Хелен. Та Хелен, которая кормила тебя пирожными. Ведь ты же не можешь погубить меня, верно?» И Петр, у которого тоже стоял комок в горле, отвечал ей сквозь стиснутые зубы: «Я знаю, Хелен. Я сам не хочу. Но если я не послушаюсь, он убьет меня».