Павел Винтман - Голубые следы

У девчонки у моей
Карий глаз —
хороший цвет!
Я в десятки глаз смотрел,
Но такого в мире нет.

А любимый самый мой —
Лучше не сыскать никак —
Цвет каленого клинка,
Стали вороной.

Я подругу выберу яркую и дерзкую,
Быструю, как молния, звонкую, как медь,
Яркую и дерзкую —
что и равняться не с кем ей,
Добрую и ласковую — лишь ко мне.
Я найду товарища умного и злого,
Двадцатидвухлетнего смелого ровесника,
С ним мы будем первыми —
делом или словом,
Соловьиным посвистом или звонкой песнею.
Драться нужно будет —
Я коня добуду,
Вороного, быстрого, жарко-норовистого.

В полночь или за полночь
Он, как буря, будет
Мчать меня навстречу
посвистам и выстрелам.
Я достану саблю острую и злую,
Темную и резкую, как милые глаза,
Резкую и страстную,
уж если поцелует,
Никому не сможешь об этом рассказать.
И когда с любимой
буду снова вместе,
Для моей подруги сочиню я песни,
Чтобы было милой веселей.
Песни будут грубые
О врагах порубленных,
Песни будут гордые
О дорогах пройденных,
Ласковые будут лишь о ней…

На рассвете к реке подходили полки,
За рекою в тумане враг.
Батальон стоял у самой реки,
Командир брод выбирал.
Под ногой командира песок звенел,
Все было спокойно. Но вот
Из тумана грянул слепой свинец,
На песок положил его.
Командир батальона!..
Судьба твоя жестока.
Тебя на рассвете снесли в лазарет,
А бой начался на заре.
Командир, оглянись на минуту назад,
Открой на минуту глаза,
Смотри, как дрожит под ногами понтон,
Как держится твой батальон!
Народившийся день был прозрачен и крут.
В лазарете полка умирал комбат.
Над походною койкой плыла труба,
Батальон уходил за реку.

Ноги мои подкосились,
Губы в соленом и вязком…
Жесткие брусья носилок,
Боль полевой перевязки.
Сестры в кисейных косынках,
Тряска повозки обозной,
Жесткие брусья носилок,
Сиплый гудок паровозный.

Поезда рвущая сила,
Лак санитарной кареты,
Жесткие брусья носилок,
Белый покой лазарета.

Тленный дымок хлороформа,
Спуск в небытье по наклонной…
С ложки сестра меня кормит
Теплым куриным бульоном.

Снова вернулся я к битвам —
Пуля меня не скосила.
Будут в победах забыты
Жесткие брусья носилок.

Звезды падали отвесно,
Колыхали неба глубь,
Отпечаталось безвестье
У твоих холодных губ.

Как враждебные начала —
Пальцы тонкие руки.
Город сорвался с причалов,
Вырастая из реки.

И от всей любви осталось —
Эти звезды, этот путь,
Твой ответ, твоя усталость:
— Может быть… Когда-нибудь…

Промчались ветры, ветви теребя,
И лето началось хорошим звонким
громом.
Мир снова стал зеленым и огромным.
Летят недели. Только нет тебя.

Летят недели. Ночью, как змея,
Бессонница, шурша, ползет сквозь
время.
Я убегаю в синий сад, где дремлет
Холодная красавица земля.

Она одна осталась у меня
Жестокими бессонными ночами,
Носительница женского начала —
Широкая, упругая земля.

Над днепровской кручей синей
Молчаливо тучи стынут.
Над угрюмыми домами
Пляшут тусклые туманы.

Ветер сильного сбивает
И усталого тревожит.
Как все это, дорогая,
На твою любовь похоже!

Не причислена к лику святых инкунабул,
Ты на полке стоишь в тишине и пыли,
К острым буквам твоим, наклонившимся набок,
Желтый свет тишины и столетий прилип.

Кто откроет тебя, переплет из потрепанной
кожи?
И кому ты нужна, немудреная песни строка?
Но эти старинные песни сердце поэта тревожат,
Как воспоминания юности — старика.

Всю ночь мне снились алые сны,
Седой кошмар теснил мне грудь…
Страшась нелепостей лесных,
Я выбирал окольный путь.

Мне до рассвета снилась ты,
Чиста, как первобытный снег…
И так, чуждаясь чистоты,
Я был несчастнейшим во сне.

Когда б я наяву солгал,
Когда б я наяву кружил,—
Вовек мне песен не слагать,
Тебя не видеть и не жить.

Ветер крылья тугие раскинул над лесом,
Загулял, засвистал синеглазый повеса.
Ты пришла. Ты ушла, как холодная осень.
Я напрасно ищу твои рыжие косы.
Где ты, где ты, тоска!
Где ты, где ты, невеста?
Ветер синие крылья повесил над лесом.

Что с того, что на рассвете
Запевает песню дрозд,
Если беспощадный ветер
Гасит пересветы звезд.

Что с того, что на рассвете
Птиц полеты высоки —
Звезды гаснут, как столетья,
Как надежды, как стихи.

Романтика детства — невидимый бог,
Романтика юности — памятный локон,
На сцене романтика — свет голубой,
На море романтика — парус далекий.

Романтика боя — звенящая сталь,
Романтика грусти — Шопена ноктюрны,
Романтика далей — мосты и места,
Романтика смерти — античная урна.

Романтика встреч и романтика снов.
Но прочих романтик ясней и чудесней
Моя королева — романтика слов,
Моя королева — романтика песен.

Много нынче попам да баронам тревог,
Много в чаще шервудской секретных
дорог,
Много знает запевов охотничий рог.
Много песен о Робин Гуде.

Если лес будто спит, потонувший в ночи,
Присмотрись и увидишь:
костры горячи,
Приложись и услышишь:
бряцают мечи —
Это лагерь ребят Робин Гуда.

Если встретишь часовню —
округа пуста,
И ее покровитель —
веселый Дунстан,
И чрезмерно дороден отшельника стан —
Это храм молодцов Робин Гуда.

Если злому барону не скрыться в броне
От каленой стрелы,
если замок в огне,
Если вешают челядь,
выводят коней, —
Это праведный суд Робин Гуда.

Если где-нибудь
встретится нам менестрель,
Чей напев так суров,
чьи слова метче стрел,
Кто за правду погибнуть готов на
костре, —
Он поет о делах Робин Гуда.

На горе над рекой Монастырь
По откосам густые кусты.
Умеряя неистовый бег,
Днепр ласкает обрывистый брег.