Филипп Ванденберг - Гладиатор

Грек и римлянин, его спутник, добрались наконец до именовавшегося Акрокоринфом верхнего города, где находился легендарный храм Афродиты.

— Быть может, — сказал Аристофан, — девушку, которую ты ищешь, мы найдем среди гиеродул. — Заметив вопросительное выражение, появившееся на лице римлянина, грек объяснил: — Гиеродулы — это женщины, большей частью рабыни, посвятившие себя служению богине любви. Это означает, что они дарят свою любовь посетителям храма — за деньги, разумеется. Все доходы идут святилищу.

Вителлию не хотелось верить в то, что Ребекка стала проституткой, пусть даже и храмовой.

— Культ Изиды в Риме, — проговорил он, лишь бы что-то сказать, — тоже знает храмовую проституцию. Но ею у нас занимаются не рабыни, а выразившие такое желание аристократки, на которых нагоняет скуку будничная жизнь в замужестве. И много гиеродул при храме Афродиты?

— Около тысячи.

Храм Афродиты был красивой постройкой из белого и розового мрамора. Соединенные колоннадами павильоны окружали собственно святыню, в которой стояла изготовленная из золота и слоновой кости статуя Афродиты. Доступ туда имели только жрецы. Увидев в приемном зале двух мужчин, бритоголовый жрец сделал приглашающий жест. Ясно было, что мужчин этих привело сюда не желание предаться благочестивой молитве, а потому жрец, получив от каждого по серебряному оболу, жестом пригласил их следовать за ним. Дорога к блаженству вела через лабиринт подземных переходов с выходившими в них бесчисленными дверьми к залитой приятным светом комнате с множеством небольших окошек. Белые шелковые занавески позволяли предположить, что окошки эти выходят не наружу, а в какие-то другие помещения.

Жрец отодвинул одну из занавесок, и глазам присутствующих предстала идиллическая сцена. У Вителлия быстрее забилось сердце. Обнаженные и полуобнаженные девушки возлежали на белых с голубым подушках. Одни спали, другие потягивались, демонстрируя зрителям свои безупречные формы. Какая-то девушка, которой вряд ли было больше четырнадцати лет, облизывала кончиком языка роскошную грудь своей несколько постарше, но столь же красивой соседки.

Жрец взглянул на посетителей. Они покачали головой, и он подошел к следующему окошку. Та же самая сцена — девушки, одна стройнее и соблазнительнее другой.

— Спроси, нет ли среди здешних девушек Ребекки, — попросил грека Вителлий.

— Ребекки? — переспросил жрец. На несколько мгновений он задумался, а затем подошел к одному из окошек, отодвинул занавеску и позвал: — Ребекка!

Через мгновение перед ними появилась темноволосая женщина, придерживавшая на груди бледно-зеленую накидку. Глядя на красавицу, Вителлий и сам не знал, радоваться ему или печалиться. Как бы то ни было, его Ребеккой эта женщина не была!

— Спроси, нет ли у них другой Ребекки.

Услышав переведенный Аристофаном вопрос, жрец вновь задумался, а затем приложил палец к губам и поманил посетителей за собой. Они снова вернулись в подземный переход и остановились перед одной из дверей, которые еще прежде привлекли внимание римлянина.

Жрец осторожно приложил ухо к двери, из-за которой донесся вдруг страстный стон. Мысль о том, что сейчас он увидит Ребекку в объятиях другого мужчины, заставила Вителлия содрогнуться. Римлянин прикусил губу и сжал кулаки, глядя, как жрец осторожно приоткрывает дверь. Заглянув внутрь, Вителлий облегченно вздохнул:

— Нет, слава богам, это не та Ребекка, которую я ищу!

Покинув храм, Аристофан и римлянин обошли весь еврейский квартал Коринфа. Повсюду они спрашивали, не знает ли кто-нибудь девушку по имени Ребекка, отец которой был римским гладиатором, и всюду им в ответ только пожимали плечами. Под конец грек безнадежным голосом проговорил:

— То, чем мы занимаемся, — это поиски одной какой-то гальки на целом морском побережье. В Коринфе сто тысяч жителей, приехавших сюда со всех концов света и часто лишь на короткое время. Как отыскать здесь Ребекку? Быть может, она давно уже вернулась к себе на родину, в Палестину.

— Ее родина не Палестина, — возразил Вителлий. — Ребекка родилась в Риме, родом из Иудеи были только ее родители.

— Тогда, возможно, она давно вернулась в Рим и живет там под другим именем.

— В это я не верю. Она нашла бы меня. Мое имя знает в Риме каждый ребенок.

— А что, если у нее есть причины скрывать от тебя свое возвращение? Она могла давно выйти замуж за римлянина и стать счастливой матерью нескольких детей. Но Ребекка могла и погибнуть. Кто может это знать?

— Да, это так, — уныло ответил Вителлий.

Аристофан неожиданно схватил римлянина за руку.

— Оракул! Почему бы тебе не обратиться к дельфийскому оракулу?

— До сих пор я не слишком-то полагался на изречения пифии, — сказал Вителлий. — Однако в таком безвыходном положении оракул остается, пожалуй, нашей последней надеждой.

— Мы сегодня же отплывем в Кирру, — сказал Аристофан. — Прорицать, перед тем как ворота оракула закроются на целых четыре недели, пифия будет только завтра. Отправимся в путь, у нас еще есть время.

Рабам приходилось прилагать все силы, чтобы пробиться сквозь толпу.

— Дорогу судовладельцу Аристофану и римскому гладиатору Вителлию!

Пиктор и Минуций подкрепляли эти выкрики пинками и ударами кулаков. Точно так же продвигались вперед и седобородые вожди в пышных одеяниях, паланкины которых несли на плечах дюжие рабы. Каждый стремился опередить остальных, потому что с заходом солнца оракул умолкал. Тем, кто не успел задать свой вопрос, придется ждать четыре недели, пока пифия начнет прорицать снова.

Целители-чудотворцы и просто проходимцы расхваливали свои амулеты, а прорицатели и толкователи снов во всеуслышание заявляли, что их предсказания не менее удачны и верны, чем прорицания пифии. Многие из толпы, полные надежды, сомневающиеся или погруженные в печаль, поверив в это или убедившись в безнадежности попыток пробиться внутрь храма, доверялись шарлатанам.

Разносчики продавали свинцовые и восковые таблички, а писцы готовы были за небольшую плату записать на них по-гречески вопросы, предлагаемые оракулу. Вителлий приобрел восковую, величиной с ладонь, табличку, протянул ее Пиктору и продиктовал свою просьбу: «Скажи мне, пифия, где найду я Ребекку, владеющую моим сердцем, и увижу ли ее когда-нибудь вообще».

Вителлий и Аристофан вышли в проход, под острым углом сворачивавший в сторону храма Аполлона. Римлянин поднял глаза и изумился — весь крутой склон был покрыт расположенными в виде террас статуями, памятниками и хранилищами сокровищ.

— Все это дары Аполлону за правильно предсказанное будущее! — Аристофан указал на постройки, похожие на небольшие храмы. — Это сокровищницы, в которых хранятся драгоценности и золото, принесенные в дар различными племенами и народами. В той, что по левую руку, хранятся дары Тарента, рядом сокровищница Сикиона, а еще дальше — Фив, Сиракуз, Афин и Коринфа. Все они доверху заполнены драгоценностями!