Филипп Ванденберг - Гладиатор

Пройдя мимо истекающих потом, изнуренных рабов, толкавших установленный на катках огромный каменный блок, Эвмар и Вителлий добрались до примыкавшей к школе гладиаторов стороне стройки. Отсюда открывался великолепный обзор. Семь концентрических колец свай образовывали опору овального здания. В изумление Вителлия повергла, однако, сама арена, состоявшая из двух уходящих вглубь этажей.

— Как ты видишь, здание стоит на открытом месте, — объяснил Эвмар, — но ведь где-то же должны располагаться клетки для диких зверей, комнаты для гладиаторов и всяческие склады. Так вот, я поместил их под ареной. В этом, в общем-то, нет ничего особенного. Конструкция усложнилась из-за того, что император потребовал сделать арену такой, чтобы на ней можно было разыгрывать и морские сражения. Мне пришлось установить на нижнем этаже мраморный бассейн длиной в семьдесят девять и шириной в сорок шесть метров.

— Ты гений, Эвмар! — воскликнул полный изумления Вителлий.

— Погоди, — шутливо проговорил зодчий, — если львы случайно утонут еще до начала схватки, ты отзовешься обо мне совсем по-иному.

— И на скольких же зрителей рассчитан амфитеатр? — поинтересовался Вителлий.

— Как повелел император, их число должно быть больше, чем в театре Марцелла, и меньше, чем в Большом цирке. По моим расчетам, здесь будет помещаться примерно пятьдесят тысяч зрителей. Вон там, — Эвмар показал на юго-восток, — будет находиться императорская ложа с двумя прилегающими помещениями и отдельным выходом. Напротив ложи для почетных гостей. Каждый ярус будет выходить наружу восьмьюдесятью арками, между которыми разместятся восемьдесят полуколонн. Внизу — дорических, выше — ионических, а на самом верху — коринфских. Между этими колоннами будут устанавливаться статуи победителей игр.

— Настоящее произведение искусства! — восторженно произнес Вителлий. — Какую же радость должен испытывать человек, сражаясь и побеждая в таком цирке!

— Ты больше не будешь сражаться? — осторожно поинтересовался Эвмар, тут же почтительно добавив: — У тебя ведь нет в этом необходимости!

Вителлий почувствовал раздражение.

— Ты хочешь сказать, что я в этом больше не нуждаюсь? Ты ведь именно это имел в виду?

Эвмар молчал.

— Поверь мне, — продолжал Вителлий, — я еще буду сражаться. Я хочу выступить в построенном тобой цирке, чтобы моя статуя стояла в одной из этих арок и чтобы через тысячу лет люди, останавливаясь перед нею, вспоминали гладиатора Вителлия — если к тому времени Рим еще будет существовать.

— Когда погибнет Рим, погибнет и весь мир, — сказал Эвмар. — Но мир этот выдержал немало бурь и землетрясений, пережил Ганнибала и Калигулу, так что никуда он не денется за то время, пока будет стоять этот цирк.

Вителлий присел на большую каменную глыбу, глядя, как рабы при помощи рычагов, катков и канатов передвигают огромный известняковый блок. Надсмотрщики, хлопая бичами, во весь голос выкрикивали команды. Заметив, с каким интересом наблюдает за ними его спутник, Эвмар проговорил:

— Не жалей их. Они привычны к такой работе. Земля на их родине пустынна и неплодородна, вырастить что-то на ней можно лишь ценой огромных усилий. Других таких, как они, рабов мы не знаем. Тысячу лет назад их предки воздвигли для египетских фараонов чудо света, которым мы восхищаемся и по сей день. Сейчас они воздвигают новое чудо света для Рима!

При этих словах перед мысленным взором гладиатора возникли уходящие ввысь трибуны с мраморными сиденьями, заполненные празднично одетыми людьми. Он услышал многоголосое «Вителлий! Вителлий!» и увидел перед собой вооруженного трезубцем противника. Привычными движениями уклоняясь от атак, Вителлий сам перешел в наступление. Набросив сеть на голову соперника, он ударил его трезубцем. Противник упал, и теперь уже в руках у Вителлия был меч, которым он заколол следующего соперника, а затем, уже ударом кулака в подбородок, отправил на песок еще одного. Пронизывающая боль вернула его к действительности. Он понял, что колотит кулаками по камню. «Я буду еще сражаться! Буду еще сражаться!»

Они жестоко конкурировали между собой, но, когда речь шла о том, чтобы объединиться против главного соперника, действовали согласованно и дружно, как братья. Они выбрали для своей встречи портовую таверну рядом с маяком в Остии, поскольку были убеждены, что здесь их никто не знает. Крепкое фалернское вино развязало им языки, и они обсуждали, как лучше свести счеты с этим новичком в их профессии, с этим Вителлием.

— Если мы не управимся с ним, — сказал Педаний, второй после Вителлия банкир и ростовщик Рима, — этот гладиатор перехватит у нас все сделки, связанные с торговым флотом. Так что нам останется только кредитовать всякий сброд на том берегу Тибра.

Валерий, пожилой мужчина с маленькими хитрыми глазками, поднял указательный палец кверху.

— Большие дела складываются из маленьких сделок. Нужно одинаково заботиться о своевременной выплате процентов и требовать полного погашения долга, идет речь о тысяче или о миллионе сестерциев. И скажу вам, что если мы на этот раз уйдем с пустыми руками, то…

— Мы будем финансировать этот проект, как и строительство цирка, — перебил его третий банкир. — Каждый из нас всю жизнь занимается своим делом, так капитулируем ли мы перед каким-то гладиатором? Быть может, его состояние больше, чем у нас троих, вместе взятых, но у Вителлия лишь одна голова, а у нас их три.

— Хорошо сказано, Метилий!

Педаний с такой силой ударил по столу кулаком, что вино выплеснулось из кубков. Портовая шлюха, притаившаяся в уголке, сочла это подходящим моментом для того, чтобы предложить свои любовные услуги. За два асса она готова была заняться этим и под столом. Трое мужчин с руганью отогнали ее.

— Оставь нас в покое, — рассмеялся ей вслед Педаний, — у нас есть дела поважнее. — Обернувшись к своим собеседникам, он продолжил: — Времена сейчас трудные, и нам это только на руку. У императора нет денег, и держится он в основном на займах. Нужда уже заставила его удвоить взимаемую с провинций дань, что рано или поздно приведет к восстаниям. В последнее время он даже торговлей занялся: оптом скупает в провинциях посуду и ткани, а потом со стопроцентной надбавкой продает их на римском розничном рынке. Продаются государственные должности, а многие, обвиненные в тягчайших преступлениях, ходят на свободе, сумев купить себе оправдание.

— Благодари богов за то, что все идет именно так, а не иначе, — заметил пожилой Валерий. — Тиберий собрал в своей сокровищнице почти три миллиарда сестерциев, не прибегая при этом к услугам банкиров. Нет, Веспасиан подходит нам гораздо больше. Веспасиан гоняется за деньгами, как божественный Цезарь гонялся за девками. Недавно в театре Марцелла актер, выступавший в маске императора, спросил у прокураторов, во что обойдутся его похороны. «В десять миллионов сестерциев», — ответили они. И тогда он воскликнул: «Давайте сто тысяч, а труп мой потом можете бросить в Тибр!»