Филипп Ванденберг - Гладиатор

— Пока я господин в этом доме, — громко проговорил Вителлий, — рабы будут наказываться, только если они и впрямь того заслуживают. Эта рабыня — я в этом убежден — ни в чем не была виновна. Ты велела ее выпороть, потому что думала задеть этим меня. Ты с самого начала невзлюбила ее за то, что мне понравились ее внешность и поведение. И сейчас ты решила померяться со мной силами.

— Смешно! — прошипела Тертулла. — Ты считаешь себя сильным, но в действительности — жалкий слабак. Ты умело орудуешь кулаками и воображаешь, будто это чего-то стоит. Да, ты умеешь сражаться, но больше ни на что не способен. Как делец ты заведомый неудачник. Возле храмов Венеры и Ромы воздвигается величайший цирк мира. И кто же финансирует его строительство? Три малозначащих ростовщика, которые до сих пор за счастье почитали, если кто-то брал у них мелкую ссуду. Хотела бы я знать, за что ты выбрасываешь такие деньги на взятки, если это ничего не дает. О, был бы жив мой отец!..

Прозвучавшие, словно пощечина, слова Тертуллы глубоко задели Вителлия. Жена была права — последнее время дела шли все хуже и хуже. В отличие от Ферораса, Вителлий не был ловким дельцом, умеющим уламывать клиентов, при этом ни на минуту не спуская глаз с конкурентов. Его суда, приносившие Ферорасу большой доход, стояли незагруженные в гавани Остии, требуя немалых расходов на свое содержание: пятьсот сестерциев в день на каждое судно, причем некоторые нуждались в срочном ремонте. Но к чему тратиться на флот, который все равно нечем загрузить?..

— Сейчас трудные времена, — попытался оправдаться Вителлий.

— Как раз в трудные времена мой отец и совершал свои самые крупные сделки! — взволнованно выкрикнула Тертулла. — Но если у дельца одни только мускулы и нет головы…

— Я не врывался силой в этот дом!

— Нет, ты просто прошмыгнул в него!

— Твоя мать на смертном одре попросила меня…

— Умирающие часто бредят, это известно даже ребенку!

— Я сделал это из любви к твоей матери.

— Из любви? Ты не любил мою мать, ты только спал с нею. Это не одно и то же.

— Как бы то ни было, я любил ее больше, чем тебя. А тебя любить невозможно, твое сердце вытесано из камня.

— Так почему ты не разводишься со мной? — крикнула Тертулла. — Я спокойно могу прожить и без тебя. Ты цепляешься за мои деньги, вот что тебе скажу!

— Я не нуждаюсь в твоих деньгах. Когда я брал тебя в жены, то, конечно, не был крезом, но и бедняком тоже не был. Моя профессия гладиатора достаточно доходная, и более того — она приносит мне удовлетворение. Каждая победа вызывала у меня чувство гордости. Зато ни одна из совершенных сделок никакого удовлетворения мне не принесла. Как раз наоборот. Мне противно давать взятки обленившимся чиновникам, покупая их доброе расположение, противно проверять кредитоспособность людей, обращающихся ко мне за займом.

— Тогда возвращайся на арену. Пусть тебя там заколят, зарубят или разорвут в клочья дикие звери! Пусть женщины превозносят тебя как героя, но держись подальше от всего, что связано с деньгами.

В пылу спора оба они не заметили, что в комнату вошел писец Корнелий Понтик, ставший невольным свидетелем ссоры.

— Прошу прощения, господин, — прервал он наконец обмен жестокими фразами, — но у меня важная новость.

Вителлий обернулся к нему.

— Речь идет о строительстве торгового флота. Я только что вернулся с Форума. Контракт уже заключен.

— Ну и?.. — взволнованно спросил Вителлий.

— Мы проиграли.

Тертулла разразилась злорадным смехом. Он был настолько отвратителен, что Вителлий с трудом удержался, чтобы не дать жене пощечину.

— Снова ты оказался неудачником!

Вителлий сделал вид, что не услышал слов Тертуллы.

— Откуда это известно? — обратился он к писцу.

— Претор Домиций объявил об этом на Форуме, — ответил Корнелий Понтик. — Сказал, что лично принимал участие в принятии этого решения. Контракт достался тем же трем банкирам, которые финансируют строительство цирка.

Вителлий набросил на плечи накидку. Он был в ярости.

— Пошли! — бросил он писцу. И на вопрос «Куда?» ответил: — К претору Домицию!

Домиций жил в одном из аристократических кварталов города.

— Доложи своему господину, что с ним хочет поговорить Вителлий! — сказал Вителлий рабу-привратнику. Тот, поклонившись, исчез и, вернувшись, проводил гостей в атриум.

На лице Домиция, одетого, как и положено по должности, в пурпурную тогу, была чуть смущенная, но дружелюбная улыбка.

— Приветствую тебя, Вителлий!

Сразу же перейдя к делу и рассказав о полученном им известии, Вителлий ожидал каких-то успокаивающих объяснений, негодующих заверений в том, что все выглядит совершенно иначе, но ничего подобного не случилось.

— Да, так оно и есть, — с ухмылкой ответил Домиций.

Гладиатор буквально потерял дар речи и смог заговорить только спустя несколько мгновений.

— Домиций, — начал он, — я уже долгое время ежемесячно выплачиваю тебе по тысяче сестерциев, веря, что твое влияние на государственные дела может оказаться для меня полезным. И не только тебе. Почти каждый высший чиновник получает от меня соответствующее его положению пособие. Я отдаю эти деньги не потому, что не могу найти им другого применения. Нет, до сих пор я считал их выгодно вложенными, потому что они возвращались ко мне в форме выгодных договоров. Теперь же меня обходят уже второй раз. Я становлюсь посмешищем, потому что какие-то мелкие сошки отбирают у меня выгодные сделки. Что ты можешь на это сказать?

Претор начал беспокойно расхаживать по комнате. Очевидно было, что он обдумывает ответ. Вителлий подумал об Антонии, к которой этот человек был так несправедлив и безразличен. Сейчас любовная связь с его женой выглядела почти что возмездием.

— Разумеется, — не спеша заговорил Домиций, — тысяча сестерциев — большие деньги…

— Много большие, чем приносит тебе должность претора, — перебил его Вителлий.

— …но, — продолжил Домиций, — полторы тысячи еще больше, а ты, должен сказать, не единственный, кому дорого мое расположение.

Лицо Вителлия приобрело пепельно-серый оттенок.

— Ты хочешь сказать, что другие предложили тебе больше, чем я?

В это мгновение в атриум вошла женщина, медно-рыжие волосы которой великолепно сочетались с темно-зеленой тканью туники. Она приветливо улыбнулась гостям.

— Антония, это гладиатор Вителлий и его писец Корнелий Понтик, — сказал Домиций. И, обернувшись к Вителлию, добавил: — А это моя жена Антония.

«Но это же невозможно! — едва не вырвалось у Вителлия. — Это вовсе не твоя жена, не Антония. С твоей женой я занимался любовью в садах Лукулла!» Не произнося ни слова, он смотрел на женщину и чувствовал, как у него словно спадает с глаз густая пелена. Он стал жертвой хитроумно задуманной интриги! Конкуренты, стремясь выведать его секреты, подсунули ему приманку, а он, наивный гладиатор, немедленно попался на удочку и, выдав в пылу страсти важнейшую информацию, поставил под угрозу все предприятие.