Филипп Ванденберг - Гладиатор

Антония молчала. Она прижалась к своему спутнику так, что он ощущал тепло ее тела.

— Не так-то легко быть женой претора, — проговорил он в надежде получить какой-нибудь ответ, но Антония промолчала. — Его самого охраняют два ликтора, жене же не положено даже одного.

Антония остановилась и, обвив руками шею Вителлия, прошептала:

— Я бы отдала десять пурпуроносцев за одного такого, как ты, гладиатора!

Кончик ее языка отыскал губы Вителлия. Опасаясь, что их могут увидеть, мужчина провел Антонию в один из многочисленных, похожих на морские раковины павильонов. Едва оказавшись в прохладе напоминавшего грот уголка, Антония опустилась на белую мраморную скамью и начала раздеваться. Она не спеша освободилась от своих одежд, и глазам Вителлия предстало то, что до сих пор он мог только воображать. Персиковая грудь волновалась при каждом движении розового тела, а там, где сходились длинные ноги, виднелись под нежным пушком уже чуть приоткрывшиеся розовые складки.

— Возьми меня, — умоляющим голосом проговорила Антония. Видя, что гладиатор колеблется, она тихонько простонала: — Уже годы ни один мужчина не входил в меня, уже годы мой муж не проявляет ко мне интереса. Возьми меня!

Ее дрожащая рука скользнула под тунику Вителлия, и длинные тонкие пальцы начали ласкать его. Вителлий закрыл глаза, наслаждаясь чувственностью этой женщины. Через несколько мгновений он, забыв обо всем, дал ей то, чего она так жаждала…

— Какой ты замечательный мужчина! — прошептала Антония, когда они вышли наконец из экстаза.

— Какая ты великолепная женщина, Антония!

Несколько мгновений они продолжали лежать в объятиях друг друга.

— Ты ненавидишь своего мужа? — спросил внезапно Вителлий.

— У меня нет к нему ненависти, — ответила Антония, — но и любви тоже нет. Мне кажется, что императорская казна ему намного ближе и дороже, чем собственная жена. У меня нет доказательств, но думаю, что потребности свои он удовлетворяет с какой-то другой женщиной. Во всяком случае, ничего иного я представить не могу.

— Вряд ли это так! — сказал Вителлий. — Моя жена Тертулла так уж создана, что ее совершенно не интересуют радости, которые дает нам Венера. Она просто не в состоянии увлечься мужчиной. Для меня это, правда, слабое утешение.

— Для тебя, мужчины, все намного проще. Мужчина отправляется в лупанарий, заводит себе тайную любовницу, купив для нее где-нибудь уютное гнездышко, или, если ему совсем уж невмочь, разводится с женой. Женщина же должна ждать, пока муж решит расстаться с ней, и если она вступила в брак, не имея собственного состояния, то ей не остается ничего иного, кроме как броситься в объятия какого-нибудь другого мужчины.

— Ты хочешь развестись с мужем?

Антония промолчала.

— Не лучше ли было бы открыто сказать твоему мужу о наших отношениях? — спросил Вителлий. — Все-таки он претор.

Антония отрицательно покачала головой. В конце концов, у них достаточно возможностей для того, чтобы сохранять эту связь в тайне.

— Или твоя профессия не оставляет тебе времени встречаться со мной чаще, чем раз в месяц?

— Не говори о делах, — попросил Вителлий. — Клянусь Меркурием, для разговора есть и более приятные темы! Ты попала в самую точку, сказав, что я не создан для той роли, которую мне приходится играть. Ты права. Мне приходится заниматься тем, к чему у меня не лежит душа и нет призвания.

— Я многое знаю о твоих делах, — сказала Антония пораженному ее словами Вителлию. — Домиций, мой муж, часто говорит о денежных сделках, нередко упоминая при этом и твое имя. Домиций, между прочим, принадлежит к числу твоих почитателей. Он восхищается тем, как ты превратился из гладиатора в банкира, хотя вообще-то его интересуют только цифры. Последнее время он много говорит о конкурсе на финансирование постройки торгового флота.

Антония начала одеваться.

— И каковы же мои шансы?

Вителлий немедленно стряхнул с себя воспоминания о волнующей любовной игре с этой женщиной. Теперь он вновь был прежде всего банкиром.

— Я уже не помню, в чем именно состоят твои предложения, — сказала Антония. — Какие ты поставил условия?

— Я предложил сто миллионов сестерциев под девять процентов с начинающимся через пять лет ежегодным погашением пяти процентов основного долга.

— Верно, теперь я вспомнила. Твои основные конкуренты — группа банкиров, предложившая примерно те же самые условия. Теперь все зависит от того, кому удастся подкупить высших чиновников и советников императора…

— Если Домиций узнает о нашей связи, все пропало. Об этой сделке мне можно будет забыть!

— Он ничего не узнает. Кроме того, он ведь получает от тебя приличные деньги. Сколько, собственно говоря, ты ему платишь?

— Каждый высший чиновник — двадцать квесторов, шестнадцать преторов и оба консула — получает от меня по тысяче сестерциев в месяц. С недавних пор я плачу по пятьсот сестерциев даже четырем эдилам — не потому, что это такие уж важные особы, но в их обязанности входит присмотр за дорогами, термами и борделями, а это порой может оказаться полезным. К тому же многим из них случается со временем занять и более высокую должность. Но мы ведь не хотели говорить о делах…

— Верно, поговорим лучше о нас, — сказала Антония. — Когда я вновь увижу тебя?

— Если хочешь, в ближайшие календы, в это же время и на этом же месте! — с жаром ответил Вителлий.

Едва успев подойти к своей вилле, Вителлий услышал жалобные крики какой-то девушки.

— Что происходит? — спросил он у раба, приветствовавшего его у входа.

— Госпожа велела выпороть девушку-иудейку, — ответил раб, показав рукой в сторону перистиля.

Разгневавшись, Вителлий поспешил во внутренний двор, где Тертулла с явным удовольствием наблюдала за сценой жестокого наказания. Раб хлестал розгами по обнаженным ягодицам девушки, со связанными руками лежащей на скамье. Другие рабы, стоявшие вокруг, вынуждены были быть свидетелями наказания.

— Прекратить! — еще издали крикнул Вителлий.

Рабы испуганно уставились на неожиданно появившегося господина, затем взгляды их обратились к Тертулле. Похоже было, что назревает супружеская ссора.

— Развяжите ее и убирайтесь прочь! — крикнул Вителлий. — А ты, Тертулла, останься!

Словно унесенные порывом ветра, рабы разбежались по своим каморкам.

— За что ты приказала ее выпороть? — спросил Вителлий.

— Переодевая, она чуть не задушила меня, — раздраженно ответила Тертулла. — Она с такой силой потянула платье через голову, что пояс едва не затянулся у меня на шее.

— А не было ли это просто долгожданным удобным предлогом для того, чтобы наказать эту девушку?

— Я вправе наказать любую рабыню, если она того заслуживает. Такое право никто у меня не отнимет.