Елена Руденко - Долгий летний праздник

А где её муженек? Перебирает какие–то бумажки. Я оглядываюсь вокруг, все мои друзья при деле. Крошка Луиза всем нашла работу. Эбер, Шомет, Лежандр — суетятся, как пчёлы.

— Быстрее, быстрее, — торопит Луиза девушку, развешивающую трехцветные ленты на трибуне.

М-да… по–моему, украшения сейчас нужны, как слепому картина.

— Всё, — оборачивается Луиза ко мне. — Можешь начинать.

— Благодарю, — отвечаю я с поклоном.

Я поднимаюсь на трибуну. Народ на площади затихает. Все взоры прикованы ко мне. Я начинаю читать петицию. Мой громкий голос разносится по площади. Меня волнует только оговорка о конституционных мерах. В толпе немало юристов, они могут разгадать подвох. Наконец я дохожу до этой чёртовой оговорки. Мой голос не дрогнул, я дочитал петицию до конца.

Вот и всё, я спускаюсь с трибуны. Что скажут люди? Они переговариваются между собой. Слышны недовольные возгласы. Кажется, это провал. Они поняли, что конституционные средства означают сохранение монархии, а их это не устраивает.

Луиза Робер мечется. Нервно переговаривается с друзьями. Пожалуй, они вычеркнут эту оговорку. Тогда петиция для меня теряет смысл. Я ухожу. Пусть делают, что хотят.

Я, Катрин Мариэль, пью кофе в доме Марселя Бриона. После исчезновения его дочери мы начали постепенно сближаться. Сейчас мы почти друзья.

Интересно, тронула ли его гибель брата? Думаю, что да. Хотя отношения между ними были какими–то безразличными. Встречи по праздникам, редкие письма.

— Сейчас, Катрин, я по–другому смотрю на былые вещи, — говорит Марсель. — Особенно совестно за юность. Я злился на брата, что он смог быстрее разбогатеть, чем я. Жак хотел мне помочь, но я гордо отказывался. Только поправив свои дела, я стал спокойнее. Простите, что я вам всё это рассказываю… Но как сейчас жаль, что мы ни разу не поговорили по душам. Мы были просто хорошими знакомыми, а не братьями.

Марсель явно расстроен. Так всегда бывает, мы слишком поздно сожалеем о несделанном. Бедный человек, я тебе сочувствую.

— Не стоит зря корить себя, — говорю я. — Жак ни разу не жаловался на вас, всегда был доволен вами. А уж я могла понять его чувства.

Он кивает. Верит мне.

— Жак любил вас, — говорит Марсель. — Безумно любил. Даже перед той роковой охотой, в день своей смерти, он восхищался вами! Подумать только — столько лет прошло!

— Да, нам завидовали, — киваю я.

Мне становится ещё более грустно.

— Катрин, — тон Марселя вдруг становится твёрдым и озабоченным. — Мне кажется странным, что Жак не составил завещания.

К чему это он? Я удивленно смотрю на него.

— Есть версия, что смерть Жака и исчезновение моей дочери — связаны! — встревожено говорит он. — Кто–то нацелился на состояние Брионов.

Моё сердце начинает бешено колотиться.

— Кто это может быть? — задаю я вопрос.

Марсель пожимает плечами.

— Не надо об этом, — твёрдо говорю я, — если так, то ваша дочь мертва! Кто знает! Может, на ней женился Леруа! Или художник при помощи Ванель! Они способны на хладнокровное убийство!

Брион берёт мена за руку. В его глазах спокойствие.

— Стефани жива! — уверенно говорит он. — Я это чувствую.

Я киваю. Бедный отец.

Мне надо идти. Брион в очередной раз предлагает мне содержание. Я отказываюсь. После смерти Жака богатство мне ни к чему. Ни балы, ни наряды меня не порадуют.

Выходя из дому, я сталкиваюсь с Роне. Как я о нём не подумала. Он хотел жениться на Стефани ради денег… Роне тоже под подозрением!

Я, Клод Роне, у входа в дом к Бриону столкнулся с Мариэль. Похоже, она подружилась с братцем покойного дружка.

Хм… она довольно приятная дамочка. Несколько мелких морщинок уже появились на её лице, но какая элегантность. Даже в этой ситуации.

— Как результаты поиска? — интересуюсь я у Бриона.

Из вежливости, конечно, сам знаю, что результаты на нуле.

— Меня беспокоит призрак, — вдруг говорит старик.

Призрак? Неужели у бедняги от горя начались видения?

Он видит моё недоумение и спешит объяснить.

— У меня есть внебрачный сын, — говорит он. — Ещё до женитьбы… до рождения Стефани…

Ему тяжело об этом говорить.

— Вы мой друг, я хочу доверить вам эту тайну, — произносит Брион. — Я думал рассказать Мариэль… но нельзя рассказывать женщинам о своих грехах…

М-да, старый забытый этикет. Сейчас женщины сами расспрашивают о ваших прегрешениях. Причём с нескрываемым любопытством, дабы рассказать подружкам. Ладно, Мариэль особа утончённая. Просто удивительно. Хотя… именно такие и ввязываются в авантюры. Тут нужен ум, а ум часто сочетается с утончённостью. Да, она не станет слушать рассказики о былых грешках.

— Вы хотите его признать? — спрашиваю я. — Так в чём же дело?!

— Всё не так просто, — говорит Брион. — Я не знаю, где он… Понимаете, мне кажется, это он убил моего брата!

Я смотрю на Бриона. Весьма любопытная версия.

— Вы говорили об этом Робеспьеру? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает Брион. — Не знаю, следует ли об этом говорить… Лучше не стоит…

— Почему? — удивляюсь я.

— Если его найдут, то повесят за убийство моего брата, а вдруг он невиновен, — рассуждает Брион. — Думаю, Стефани он не тронет. Если бы ему надо было её убить, он бы давно убил… Если ему и нужна смерть, то только моя. Поделом, я её заслужил. Я виновен перед ним.

— Гоните эти мысли! — советую я.

Хотя в этих словах что–то есть.

Я, Антуан Барнав, доволен результатом.

Протест против петиции — отличный предлог для ухода и открытия своего клуба.

С нами покинуло Клуб 303 человека! Мы обосновались в монастыре фельянов.

Место выбрано не случайно. Любой изучавший историю Франции поймёт аллегорию: в XVII веке монахи–фельяны стали единственным монашеским орденом, сохранившим верность слабовольному королю Генриху III, тогда как другие (якобинцы) стали подстрекателями, соучастниками цареубийцы Жака Клемана.

Мы теперь «Общество друзей Конституции, заседающее у фельянов» или просто фельяны!

Я и Дюпор пришли к Ламету, дабы составить послание нашим «друзьям» якобинцам. В этом письме мы излагаем причины нашего ухода. Это очень важный документ, его текст прочтёт вся Франция!

— «Декларация, адресованная якобинцам, оставшимся в старом Клубе»! — произношу я название.

Мои коллеги кивают.

Я начинаю читать черновые наброски:

— Основная причина образования Клуба фельянов — это неподчинение части членов Якобинского общества законной власти, допуск на заседания посторонних лиц, высказывавших самые крайние суждения, не способствовавшие миру, единению и подчинению закону, — я имею в виду Дантона, Бриссо, Демулена и прочих взбесившихся оборванцев. — Поэтому якобинцы не могут больше именовать себя друзьями Конституции».