Марта Шрейн - Эрика

— Князь, скоро приедет с инспекцией большое руководство из Москвы. Мы готовим в цирке представление. Я знал, что вы вернулись с шахтных работ, и без вашего согласия предложил представление с саблями на лошадях с моим и вашим участием. Мое предложение им понравилось. Уже делают трибуну и расчищают участок. Мы должны показать свое искусство и понравиться. На фронте вроде перевес, большевики радуются.

— Надо выковать кольчуги и шлемы, — предложил Гедеминов. Лицо его осветилось улыбкой. — Мне есть кому посвятить турнир.

— Вы влюблены, князь! — догадался Эдуард.

Но вместо ответа Гедеминов предложил:

— Мы не будем играть в белых и красных. Мы покажем рыцарский турнир с щитами и прочими доспехами времен Александра Невского. Начальству угодим и сами получим удовольствие.

— А больше всего угодим Ей? — не то спросил, не то уточнил Эдуард. — Понятно. Значит, мне быть немецким рыцарем, я не обижаюсь. Представление есть представление. А где взять кузнеца, чтобы выковал кольчуги? — И сам себе ответил: — Кажется, я знаю, — тут есть немец лет под девяносто. Крепкий, здоровый старик, в соседнем хозяйстве работает. На поселении он там. Если еще жив и в силе.

— Хоть бы жив был. А мы под его руководством все сами сделаем, я тоже теперь кузнец.

Старика нашли и привезли в лагерь. Это был немецкий колонист Иоганн Гебертсбайер.

— Отец, ты откуда родом? — спросил его по–немецки Эдуард.

Кузнец удивленно посмотрел на него и ответил:

— Из Дармштадта, Таврический край это. Тот, что Потемкин завоевал. Екатерина нас там поселила. Колонии наши там были.

— О! Ты, отец, хорошо историю знаешь! — удивился Эдуард.

— Историю своей семьи только собаки да большевики не знают, — ответил старик и подозрительно покосился на Гедеминова.

— Надеюсь, твой товарищ не понимает немецкой речи. Мне смерть не страшна, а тебе жить и жить еще.

— Нет, он понимает. Это князь Гедеминов, Александр Павлович.

— Князь?! — удивился дед. — Ну и ну! Живого князя довелось увидеть в лагере. А я просто бывший немецкий помещик–колонист, без звания.

Гедеминов вступил в разговор:

— Я понимаю немецкую речь. Мои предки по материнской линии были немцами. Хочу учиться у вас кольчуги ковать.

Старик пробурчал:

— Как же, князь, работать будет… Сомневаюсь… Ну, посмотрим, посмотрим.

* * *

Проверка лагерей была капитальная. Руководство тряслось от страха. Делали все, чтобы только понравиться инспекции из Москвы. Потому что в противном случае или ты сам уже срок отбываешь, или тебя направляют на фронт. Напоказ выставлялось все лучшее: сельхозпродукты, выращенные заключенными–селекционерами, да такие, каких не видала даже Всесоюзная выставка; самые ухоженные, с большим надоем коровы; самые крупные свиньи; несметное количество домашней птицы должны были поразить воображение проверяющих. Все здесь работало на фронт. А уже потом — по программе — выставки работ заключенных художников и скульпторов, дарение подарков и посещение мастерской Гедеминова, где за закрытыми дверями хранились изделия рук князя–левши. И конечно, живой князь собственной персоной благодаря перевоспитанию переродившийся в труженика. Это было лучшим доказательством того, что концентрационные лагеря работают в правильном направлении, что они и впредь необходимы стране. Но начальник инспекции поломал весь распорядок работы. Он приехал простуженный, обсыпанный фурункулами. Его сразу же повели в больницу для персонала. На это никто не рассчитывал.

— Если в больнице будет непорядок, все на фронт пойдете, — пригрозил помощнику начальник лагеря. Но оказалось, что все в порядке — и даже больше. Похвалились профессором мировой величины. Тот сделал начальнику несколько несложных операций и выписал рецепт на будущее. Уходя по коридору, довольный, в окружении свиты, инспектор заметил Аделину. Ее худенькое личико светилось под белой косынкой с красным крестом.

— Хм! Какие женщины, однако, здесь у вас! — сказал он.

Это был намек, и все это поняли.

— Да, это наша медсестра. Она не совсем здорова, — не моргнув глазом, соврал профессор Тринкверт.

Грубо прервав профессора, инспектор спросил начальника лагеря:

— Что еще можете показать?

— Мы для вас показательную программу подготовили. Пойдемте в клуб. И еще кое–что… Это — рыцарский турнир. Специально для вас готовили. Сейчас врача вызовем — может кровь пролиться.

И он крикнул:

— Фонрен, берите перевязочные материалы и идите за нами.

* * *

Турнир высоким гостям из Москвы понравился. Проверяющие остались всем довольны и составили хороший акт проверки, который нынешнему начальству сулил и повышение, и награды. А когда старший инспектор получил в подарок шашку с инкрустацией и «личным клеймом» мастера, он удивился еще больше, узнав, что именно князь Александр Гедеминов, который в доспехах гарцевал на турнире, делает такие прекрасные вещи. Инспектор велел привести его и лично похвалил:

— Молодец, князь! Прямо Александр Невский! Как ты этого немецкого рыцаря сшиб с коня. У меня мурашки побежали по спине, когда ты его мечом якобы проколол. А ведь прекрасный спектакль получился. Даже медичка возмущалась, поверила, что ты его убил. Я, пожалуй, привезу после войны сюда командующих фронтами. Вроде в древней Руси на турнире побывал… — И добавил: — Князя берегите и этого циркача тоже. Чтобы когда я в следующий раз приехал, и они, и лошади, в полном порядке были. Еще несколько пар подготовить!

Действительно, Аделина наблюдала за турниром со скамейки, на которую ей велели сесть и ждать. И она решила, что лагерное начальство нарочно устроила эту бойню и что для одного из заключенных это добром не кончится. И уже знала для кого, и вся напряглась. Когда заключенный, переодетый в Александра Невского, сшиб с коня «ливонского рыцаря», она выбежала на площадку и закричала: «Прекратите!» Но поняла, что опоздала. «Александр Невский» вонзил меч в грудь «ливонского рыцаря». Кровь брызнула во все стороны.

— Варвар! Убийца! — закричала Аделина «Александру Невскому».

Тот снял шлем с забралом и поклонился ей. Другой, к которому она бросилась на помощь, лежал на земле весь в «крови», смеялся и говорил ей:

— Это только спектакль, прекрасная дама. Князь Александр Гедеминнов вам его посвятил.

Аделина повернулась, но князь уже уходил и уводил коня.

— Меня зовут Эдуард. Я не сплетник, но князь влюблен в вас, — сказал «ливонский рыцарь», продолжая лежать на земле.

— С вами правда все в порядке? — спросила Аделина, чуть не плача с досады.

— Все замечательно!

— Этот ваш, как его, на самом деле просто грубый средневековый князь! — возмущенно сказала она, посмотрев вслед второму заключенному.