Шапи Казиев - Крах тирана

– Почему же Мухаммад-шах не обхватил ее, чтобы сберечь свою власть? – усмехнулся Надир-шах.

– Вероятно, руки оказались коротки, ваше императорское величество, – с поклоном ответил Сен-Жермен.

– А ты сам пробовал? – спросил его Надир-шах.

– Да, ваше величество, и вполне успешно, – все так же с поклоном отвечал французский чародей.

– Каково же было твое желание?

– Найти лучший в мире бриллиант, чтобы исполнить волю вашего величества, – льстиво сообщил Сен-Жермен.

Надир-шах милостиво кивнул умному французу, а загадочную колонну решил испытать самолично. Тем более что было у него и заветное желание.

На следующий день в сопровождении свиты и охраны Надир-шах отправился к колонне. Впереди и вокруг шли две тысячи стрелков – джазаирчи, держа наперевес большие мушкеты.

Когда все вокруг было очищено от простого люда, Надир-шах спешился и вошел во двор мечети, где и стояла та самая колонна. Она немного сужалась кверху, была увенчана пышным, выступавшим, как небольшой купол, орнаментом, а на вершине колонны виднелся небольшой железный орел.

Сначала Надир-шах полюбовался на высочайший минарет. Он был построен из красных и белых кирпичей, а окружность его состояла из чередующихся колонн и острых углов. Каждый ярус был отмечен пышной капителью. А верхушку уже было не разглядеть. Воздав похвалы величественному минарету, шах вернулся к колонне, которая интересовала его куда больше.

Колонна была тщательно отмыта, у подножия ее были выложены ковры из разноцветных, источавших дивные ароматы цветочных лепестков.

Надир-шах приблизился к колонне, сбросил с плеч халат и обнял колонну руками.

– Пусть эта горянка меня полюбит, – прошептал Надир-шах. – Тогда мне покорится весь мир.

И вдруг он понял, что пальцы его не сходятся на другой стороне колонны. Он водил руками, надеясь нащупать одной ладонью другую, но ничего не выходило. Надир-шах помрачнел, опустил руки, снял с себя мешавшее делу оружие и снова обхватил колонну, будто стараясь задушить неподатливое железо. Пальцы и на этот раз не сошлись. Тогда он выдохнул из себя весь воздух и попытался еще раз, но колонна не поддавалась.

Сын шаха попробовал помочь отцу, зайдя с другой стороны и пытаясь свети его пальцы, между которыми оставалось совсем немного свободного места.

– Прочь! – прохрипел Надир-шах.

Владыка побагровел от ярости, а свита затрепетала от ужаса, зная, что ярость шаха может стоить им голов.

Тут вмешался находчивый Сен-Жермен.

– Ваше императорское величество, – сказал он с поклоном. – Человеческое тело устроено таким образом, что вы сможете достичь желаемого, если обхватите колонну, повернувшись к ней спиной.

Этот совет еще больше вывел Надир-шаха из себя.

– Я не привык поворачиваться спиной к судьбе! – взревел шах. – И я научу этот столб повиноваться!

Надир-шах решил, что все равно обхватит этот столб, хотя бы и с другого конца. Он обернулся к свите и велел:

– Вырвите ее из земли!

В ту же минуту запел муэдзин, и Надир-шах направился в мечеть на полуденную молитву. Приближенные последовали за шахом. А остальные, помолившись во дворе, принялись за дело.

На колонну набросили арканы, и сотни человек попытались ее свалить. Но она даже не шелохнулась. Тогда пустили в ход коней. Они топтались на месте, а веревки рвались. Настала очередь слонов. Колонну спеленали широкими ремнями, подвели самых больших слонов, но и они ничего не смогли сделать с упрямым железом.

Опасаясь страшной расплаты за неисполнение шахского повеления, десятки людей принялись выкорчевывать плиты вокруг колонны и копать вглубь, чтобы попросту вытащить колонну из земли. Но оказалось, что колонна стоит не просто в земле, а в каменном основании, разрушить которое было нелегко. И чем глубже они пробивались, тем шире становилась колонна, и конца ее не было видно. Тогда пустили в ход других слонов, привыкших валить и перетаскивать большие деревья, однако и они лишь напрасно обхватывали колонну хоботами, сердито ревели, но справиться с ней не могли.

После молитвы, обозрев происходящее, Надир-шах помрачнел. Он велел своему насакчи – палачу отрубить головы нерадивым слугам, включая землекопов, и удалился. Свита сочла это особой шахской милостью, иначе бы с несчастных содрали кожу, а мясо скормили собакам.

Слух о надругательстве над святыней и жестокости шаха облетел город, и люди провожали кортеж завоевателя с плохо скрываемым негодованием.

Но Надир этого не видел, он был поглощен мыслями о странной колонне, не пожелавшей исполнить его желание.

– Вырву и увезу с собой, – грозил Надир-шах. – Пусть все увидят, что для меня нет невозможного.

Но про себя Надир полагал, что и без того оказал много чести какому-то железному столбу, приблизив его к своей священной особе.

Жизнь в гареме Надир-шаха текла своим чередом. Жены бдительно следили, чтобы их подарки не оказались хуже тех, что получали другие. У каждой из них была при дворе своя партия, и все они боролись за влияние на венценосного господина. Наложницы и невольницы любовались доставшимися им украшениями, умащивали и холили свои роскошные тела чудодейственными средствами, украшали ладони узорами из хны, сурьмили брови и ресницы, веселили себя песнями и танцами рабынь, играли в нарды, сплетничали, наслаждались ароматными винами и заглушали свои печали кальянами с дурманящим чарсом из индийской конопли. И каждая втайне мечтала об особом внимании господина и своем последующем возвышении. Ревность и соперничество составляли душную атмосферу гарема, который на неискушенный взгляд мог показаться прохладным, тенистым раем. Но в этом серале никогда не прекращались изощренные войны.

Только одна невольница не радовалась подаркам, не участвовала в скрытых гаремных баталиях и ничего для себя не просила. Там, где даже дурнушку могли превратить в ослепительную прелестницу, природная красота горянки блекла день ото дня.

Несмотря на запрет Надир-шаха наказывать упрямую невольницу, у Лала-баши было множество других способов отравить жизнь своей подопечной. Опытный евнух знал: чтобы сломить невольницу, нужно для начала заставить ее забыть прошлую жизнь, к которой все равно не будет возврата. Имя горянки было Фируза. Здесь ей дали другое – Азра, как звали легендарную красавицу, возлюбленную Вамика. Преданиями об их необыкновенной любви веками вдохновлялись поэты, слагая все новые стихи.

Но Фируза не откликалась на новое имя, отвергала дары, избегала участия в гаремных утехах. Ее дивные голубые глаза туманились печалью, она не вплетала в свои черные косы жемчужные нити, не наряжалась в бесстыдные прозрачные одеяния, а куталась в шали, будто замерзала в знойной Индии.