Шапи Казиев - Ахульго

– Ага-бек связал Головина по рукам и ногам, – говорил Шамиль.

– Его люди поднимают общество за обществом.

– Значит, Граббе больше ничего оттуда не получит? – предположил Ахбердилав.

– Наиб пишет, что Головин хвалился, будто разделается с ним и сам двинется на нас, – сказал Шамиль с легкой улыбкой.

– Ага-бек его не отпустит, – сказал Сурхай, уже вполне оправившийся после ранения.

– Но у Граббе и так много сил, – напомнил Абакар.

– Не слишком ли далеко мы его завели? – размышлял Али-бек.

– На сильного зверя нужен хороший капкан, – возразил Газияв Андийский.

– А еще лучше – надежная клетка, – добавил наиб Лабазан, пришедший в Аргвани с салатавским ополчением.

– Наши люди рвутся в бой, имам, – сказал Балал Магомед, который привел всадников.

– Аргванинцы тоже хотят сражаться открыто, а не отбиваться в саклях, – поддержал его Абакар.

– Сабли против пушек? – усомнился Сурхай.

– Твои джигиты принесут больше пользы, если будут драться с их кавалерией.

– Про это я и говорю!

– Но Граббе сначала пускает в ход пушки, – говорил Али-бек.

– Значит, нельзя дать им приблизиться! – настаивал Балал Магомед.

– Все надо делать по возможности, – сказал Ахбердилав.

– И хоть немного больше, чем возможно. А мечтать будем потом. Я бы тоже хотел, чтобы в Имамате был весь Кавказ, но мы имеем только то, что у нас есть.

– Если бы удалось прогнать Граббе от Аргвани, – размышлял Али-бек, – можно было бы броситься в Хунзах и захватить крепость, которую построил Фезе. Тогда бы вся Авария была в наших руках.

– Хаджи-Мурад не даст, – покачал головой Газияв.

– Там бы было видно, – сказал Али-бек.

– По крайней мере он не стал бы прятаться за пушки.

– Хаджи-Мурад хоть и враг, но горец, – согласился Ахбердилав.

– Мы бы сразились как положено.

– Будь здесь Ташав, мог бы сказать, что нужно обойти генерала, освободить Эндирей и захватить крепость Внезапную, – сказал Сурхай.

Пока наибы спорили, предлагая свои способы справиться с Граббе, вошел Юнус и передал Шамилю записку, составленную со слов Айдемира. Шамиль пробежал ее глазами, а затем поднял руку.

– Братья! – прервал споры Шамиль.

– Мы пока еще в Аргвани, и пусть каждый займется своим делом, прежде чем сюда явится Граббе со своими войсками. Он может оказаться здесь раньше, чем мы предполагаем. Но, сколько бы сил ни было у генерала, мы заставим его пожалеть, что он явился без приглашения.

На совете решили, что аул будут защищать подразделения испытанных в боях мюридов. Ополчение расположится в окрестностях. Были определены передовые части и резерв, которым предписывалось действовать по строгому порядку.

Провожатый привел Аркадия в другой конец аула, где упражнялись в стрельбе несколько десятков человек. Все были в видавших виды бурках и больших папахах. Они были похожи на остальных ополченцев, только у многих были русые бороды.

Одни стреляли в цель – лежащий на боку пень с нарисованной сверху мишенью из больших солдатских ружей, а другие из горских, которые были легче и короче.

– Видали? – говорил один, потрясая горской винтовкой.

– И бьет сильнее, и носить сподручнее.

– А мне с нашим лучше, – хвалил солдатское ружье другой стрелок.

– Оно, знамо дело, хоть и тяжельше, зато со штыком. И приклад поувесистее будет, когда до драки дойдет.

Аркадий не верил своим ушам – стрелки говорили на чистом русском языке.

– Братцы! – обрадовался Аркадий.

– Свои!

– А ты что за птица? – спросил Аркадия старый воин, не выказывая никакой радости.

– Аркадий Синицын, честь имею, – представился Аркадий.

– Из господ, выходит?

– Из дворян, – уточник Аркадий.

Остальные окружили Аркадия и, опершись на свои ружья, с подозрением его разглядывали.

– Откель взялся? – продолжал спрос старик.

– Из Петербурга, – неуверенно отвечал Аркадий.

– Из студентов.

– Беглый али пленный?

– Я… Я сам! – отвечал Аркадий, не зная как правильно объяснить свое положение.

– Но извольте мне не тыкать!

– Ишь, как взъерепенился! – смеялись кругом.

– Да ты, ваше благородие, не туда попал.

– Это у вас, господ, «ты» да «вы», грязь да князь, а у вольных людей благородий не признают.

– Мы таких разве что на кол не сажаем!

– Да кто вы такие? – не понимал Аркадий, впервые видевший столь непривычных ему русских.

– Мы-то люди почтенные, православные, а ты что за собака, что в Имамате, свободном царстве, смеешь барские манеры показывать?

– А барин, он царю своему, христопродавцу, тот же раб!

– Не извольте оскорблять государя, – протестовал Аркадий.

– Он помазанник Божий!

– Божьи люди заповеди его исполняют, – сказал моложавый стрелок.

– Бог ведь как велел: больший из вас да будет вам слуга. А цари, вопреки господу, народ тиранят.

– Будь они праведники, Христос бы из царей апостолов избирал, а не из простых людей.

– Бог заповедал ближних любить, как самое себя.

– А не штыком их крестить, когда народец гнезда свои обороняет.

– Сказано: как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки.

– Так вы… дезертиры? – начал понимать Аркадий.

– Сам ты дезертир, – отвечали стрелки.

– Мы с поля боя не бежали.

– Батюшка, священник наш, как увидал, чего тут творится, так сам к Шамилю и ушел. И мы за ним.

– Батюшка? – еще больше удивился Аркадий.

– Да где же он?

– Погиб, царство ему небесное, – ответил старик.

– А прежде из ссыльных был, из декабристов.

– Не из самих декабристов, – поправляли старика другие.

– Благословлял он их только.

– За то и поплатился каторгой. А уж оттуда – сюда его, в солдаты.

– Душа-человек был, – кивали вольные стрелки.

– Грамоте нас выучил.

– Но вы… выходит, против своих воюете? – недоумевал Аркадий.

– Мы против тиранства ополчились, – объяснял старик.

– Для спасения страждущей родины своей и для исполнения святого закона христианского. Для того ли нам Евангелие дано, чтобы зло умножать? Или горец – не человек, не по подобию Божьему создан? Как начнешь разбирать – все свои. А хорошо ли мы их возлюбили? Вот поколотим генерала вашего, а там и на Русь двинемся, народ поднимать.

– И то! – кивали стрелки.

– Не желаем, чтобы детки наши на барщине маялись.

– Без свободы им счастья не видать.

Многое из того, что говорили эти странные люди, Аркадий уже слышал или читал в запрещенных бумагах, которые ходили по рукам после восстания декабристов. Но подобные призывы раньше не трогали ни ума его, ни сердца и казались ему делом безнадежным. Но теперь перед ним был неожиданный продукт слияния свободных идей и войны, которую горцы вели за свою свободу. Аркадий не готов был принять это как неизбежность, но чувствовал, что Россию чаша сия не минует.