Шапи Казиев - Ахульго

Белое знамя Али-бека, тоже украшенное надписями, реяло неподалеку от знамени Сурхая. Они всегда старались держаться вместе. И вместе атаковали отряд отступавшего Фезе.

Наибы собрались вместе и двинулись навстречу имаму. Один поторопил коня, другой стегнул своего. Они ехали быстрей и быстрей, увлеченные горской страстью к состязаниям, и вот уже скакали во весь опор, соревнуясь в молодецкой удали и показывая силу своих коней.

Шамиль сделал знак остановиться, чтобы его мюриды могли насладиться скачкой.

– Ахбердилав придет первым, – предположил Султанбек.

– Сурхай! – говорил Юнус.

– Смотри, как коня гонит.

– И Ташав не отстанет, – сказал Шамиль.

– У него отличный конь из ханской конюшни.

Наибы уже мчались во весь опор, под гиканье и присвисты мюридов, но раньше других успел пожать руку Шамилю Али-бек.

Разгоряченные наибы кружили вокруг Шамиля, поздравляя с возвращением и сообщая ему о своих походах.

Ахбердилав со смехом рассказывал, как прогнал людей Хаджи-Мурада, своего земляка, из двух аулов, которые те пытались вернуть в покорность хунзахскому хану.

Али-бек считал, что нужно спешно укрепить Ирганай, на который, как он слышал, собирается напасть Хаджи-Мурад, который обид не прощает и непременно захочет отомстить.

Ташав сообщил, что в крепости у Эндирея было большое беспокойство. Верные люди дали ему знать, что в Черкесии умер какой-то важный генерал, и гарнизон привели в осадное положение. Но теперь все успокоилось, и даже снова открылись базары.

Сурхай рассказывал о своем походе в дальние аулы, где ему пришлось заниматься тем же, чем занимался и Шамиль, утверждая шариат и наказывая нечестивцев. И о том, что отправил несколько человек учиться пушкарному делу, как имам и велел. Эти люди направились в Мекку, чтобы совершить хадж. Но затем должны были разойтись по разным тамошним странам, ища знаний и учась тому, чего горцы еще не умели. Артиллерия была главным врагом горцев, и им нечего было ей противопоставить. Безнаказанные обстрелы аулов наносили большой урон и выводили горцев из себя. Порой им удавалось отбить пушку, но для того, чтобы правильно пользоваться орудием, нужны были и особые снаряды, и знания. Горские умельцы пробовали изготавливать пушки сами. Но дальше опытов дело не шло: самодельные пушки разрушались от первого же выстрела.

Подъезжая к лагерю мюридов, Шамиль спросил:

– Почему ваши люди здесь, а не в Чиркате?

Наибы переглянулись.

– Не хотели стеснять людей, – ответил Ахбердилав.

– Ты говоришь не все, – сказал Шамиль, почувствовал в его ответе некоторую неуверенность.

Проезжая мимо костров, Шамиль заметил, что пустые котлы лежат рядом с кострами, а едой даже не пахнет.

– Кое-кто считает, что в Чиркате и так много гостей, – сказал Сурхай.

– Они отказали вам в крове?! – не поверил Шамиль.

– В каждом стаде находится паршивая овца, – сказал Али-бек.

– Не думаю, что это чиркатинцы, но какие-то люди кричали, что разрушат мост, если мы решим войти в аул.

– Знаю я этих мунапиков-отступников, – сказал Юнус.

– Они давно нам вредят.

– Может, боятся, что их мост обрушится под копытами наших коней? – предположил Ташав.

– Тут что-то не так, – сказал Шамиль.

– Чиркатинцы – люди верные и надежные. Они приютили много людей и чтут законы гостеприимства.

Он гневно сжал губы и направился к мосту, велев наибам не отставать. Султанбек и Юнус тоже последовали за имамом.

Чиркатинский мост был построен из бревен, так же, как и другие мосты через горные реки. Мосты эти строились просто. Сначала в берега наклонно вбивалось по нескольку бревен, сверху вбивался другой ряд, который выступал уже дальше первого, а на основание наваливались тяжелые камни. Затем на выступавшие части бревен накладывали в ряд другие, привязывая их к первым виноградными лозами или веревками. Потом клали следующие ряды, пока концы бревен не сходились над рекой в виде арки. Концы связывались тем же способом и покрывались настилом, а вдоль моста приделывались перила. Мосты получались достаточно прочными. А при необходимости их можно было быстро разрушить или сжечь.

За Чиркатинским мостом стояло несколько человек, наблюдая за тем, что происходит в лагере мюридов. Завидев приближающегося Шамиля, они помчались в аул и укрылись в мечети.

Шамиль и его спутники миновали мост и начали подниматься к аулу, когда по нему уже разнеслась весть о прибытии имама.

– Шамиль вернулся! – летело от дома к дому.

Люди выходили навстречу имаму, поздравляя с благополучным прибытием. Но Шамиль был мрачен и холодно отвечал на приветствия.

Среди встречавших Шамиля были и его дети – семилетний Джамалуддин и трехлетний Гази-Магомед.

– Это наш отец! – гордо объяснял товарищам Гази-Магомед.

– Я тоже буду, как Шамиль, – обещали мальчишки.

– Это я буду Шамилем, – спорили другие.

– Я сильнее тебя!

– Куда тебе, – смеялись третьи.

– Ты еще Коран читать не умеешь!

– Умею!

– А зачем же учитель бил тебя палкой?

– Я в одном только месте ошибся, – спорил мальчишка.

– А у вас зато кинжала нет!

– Есть! – сердились его друзья.

– Просто мы еще не наточили как следует. А твоим тупым только собак пугать!

Шамиль слегка улыбнулся своим сыновьям, но продолжал двигаться вперед. Затем к нему подбежали его жены – Патимат и Джавгарат. Горянки взяли под уздцы коня своего мужа и повели его домой, как это было принято в горах. Но Шамиль одернул уздечку и сказал женам.

– Идите домой. У нас будут гости.

Жены забрали детей и поспешили домой.

У мечети Шамиль сошел с коня, отдал повод Юнусу и позвал:

– Эй, кади!

Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился красный от волнения кади.

– Салам алейкум, имам Шамиль, – произнес он, опуская глаза.

– Ва алейкум салам, – ответил Шамиль.

– Я слышал, здесь перестали уважать гостей?

– Кто тебе такое сказал? – развел руками кади.

– Те, кто находится за мостом, те, кто поклялся положить свои головы, чтобы горцы жили как братья и никто не смел посягать на нашу свободу. Так велит нам Аллах. И разве гость не посланник его?

– С этим никто не спорит, – говорил кади.

– Просто некоторым тут кажется, что когда гостей слишком много…

– Ответь мне, кади, бывает ли слишком много братьев?

– Люди, на которых ты гневаешься, ни сделали ничего дурного, Шамиль, – принялся оправдываться кади.

– Они всегда делали и теперь готовы делать все, в чем ты нуждаешься.

– Я нуждаюсь только в том, для чего меня избрал народ, – ответил Шамиль.

– И если человек не может прийти к своему имаму, значит, у него нет имама.

– Может, эти люди и не правы, но и мне кажется, что для Имамата нужна своя столица, – продолжал оправдываться кади.