Шапи Казиев - Ахульго

Все эти мысли роились в голове молодого офицера, тесня одна другую, как батальоны на марше. А порой ему хотелось совершить какой-нибудь подвиг. Или хотя бы сообщить всем, что он придумал, как надо воевать с горцами и как взять самого Шамиля, а не то что Ташава.

– Я знаю! – убеждал Васильчиков себя, потому что остальные еще не принимали его всерьез.

– Я докажу! Я читал у Марлинского!..

Уже забрезжил рассвет, когда отряд Граббе снялся с места и форсированным маршем двинулся по лесистой долине реки Аксай в направление аула Мескеты, где предполагалось расположение укрепления Ташава-хаджи.

Васильчиков нетерпеливо выезжал вперед с казачьей разведкой и поднимался на возвышенности, чтобы обозреть местность по ходу движения отряда. Картины природы его восхищали, а движущийся среди этой девственной роскоши неуклюжий отряд приводил в умиление. Васильчикова не останавливала опасность быть подстреленным, но кружившие над отрядом стервятники, будто чуявшие скорую поживу, навевали тревожные предчувствия.

Граббе смотрел на все это иначе, более рационально: деревья – на дрова и постройки укреплений, ветки – на туры и фашины, трава – на корм лошадям. А стервятники – что ж, они тоже необходимы, война без жертв – не война.

Солнце понемногу вступало в свои права, утро становился светлее, и теперь Лабинцев разглядел вокруг крепости завалы. Деревья, огромные пни и камни громоздились на всех подступах, образуя несколько рядов обороны. Но ни это беспокоило Лабинцева, а то, какое безмятежное спокойствие царило в укреплении. Ни караульных, ни часовых, ни других мюридов не было видно. Только сиротливо торчало из амбразуры главной башни дуло медного фальконета. Эта небольшая пушка смотрела в сторону дороги, которая подходила к укреплению с обратной стороны от того места, где притаился Лабинцев. Было похоже, что возможное нападение предполагалось лишь оттуда, а из непроходимого леса опасности никто не ждал.

– Куда дорога? – спросил Лабинцев.

– Аксай-река, – ответил проводник, показывая рукой.

– Близко.

– А Мескеты? Где сам аул? – продолжал рекогносцировку Лабинцев.

– Тоже там, – шепнул проводник.

– От Мескеты хорошая дорога есть.

– До Внезапной? – уточнил Лабинцев, хотя и сам уже догадался, что это та самая дорога, по которой должен явиться главный отряд Граббе.

– Да, – кивнул проводник.

Лабинцев заключил, что это не главная ставка Ташава, а нечто вроде форта, заставы, где мюриды укрывались после своих вылазок на Линию. Но при необходимости здесь мог быть и сборный пункт, к которому собирались ополченцы. В любом случае оставлять его в тылу было небезопасно.

Лабинцев велел осторожно подкатить горные орудия и зарядить их картечью. Егерям было приказано приготовиться к атаке, а спешившихся казаков Лабинцев послал обойти укрепление, чтобы атаковать его с нескольких сторон.

Когда все были на местах, Лабинцев вынул шашку и скомандовал:

– Пли!

Ташав-хаджи и бывшие с ним горцы заканчивали предрассветную молитву, когда, разорвав тишину, грянули пушечные выстрелы.

Деревянная крепость содрогнулась, сквозь потолок посыпалась пыль. Однако бревенчатые стены были достаточно прочны и остались целы.

Нападения не ждали, а потому на молитве были все, включая караульных. Наиб только свел брови, но молитву не прервал, полагаясь на волю всевышнего. И только закончив положенный ритуал, Ташав поднялся и сказал мюридам:

– Они пришли сюда. Встретим же их, как надо!

Крепость ожила. Гарнизон занимал оборонительные позиции. Тем временем пушки сделали еще один залп. На этот раз стреляли зажигательными гранатами.

– За мной! – гаркнул Лабинцев, первым бросаясь на штурм.

Отряд со штыками наперевес двинулся на укрепление. В дыму и грохоте солдаты преодолевали завалы и уже лезли на стены укрепления, когда затрещали ответные выстрелы. Горцы отбивались, опрокидывая первые ряды егерей.

Укрепление защищало около сорока человек. Эта была часть отряда Ташава-хаджи, которая устраивала диверсии на дорогах и беспокоила лагерь под Внезапной. Против отряда Граббе их было слишком мало, но численный перевес противника горцев только вдохновлял – тем вернее летели их пули. К тому же мюриды никогда не покидали своих позиций, не получив приказания от наиба.

Изобретатель Магомед, не сумевший сделать пушку сам, но обещавший Шамилю где-нибудь ее добыть, состоял при трофейном фальконете. Сообразив, откуда атакуют, он оттащил лафет с пушкой от одной амбразуры и подкатил его к противоположной. Пушка выстрелила, вырвав из рядов нападающих несколько человек, но волны штурмующих продолжали накатываться одна за другой.

В нескольких местах деревянные постройки охватило пламя, загорелась и малая башня. Лабинцев ожидал, что теперь горцы сдадутся, но вместо этого они сваливали на егерей горящие бревна. Тогда по знаку Лабинцева горнист подал сигнал казакам, и те бросились на укрепление с тыла.

Фальконет сделал еще один выстрел, и в ответ раздался новый залп пушек, которые уже стояли на поляне и били прямой наводкой.

Егеря перелезали через стены. Штыки сошлись с саблями. Вокруг крепости и внутри ее падали убитые. Раненые, которые еще могли двигаться, заряжали ружья для своих товарищей.

– Стреляй же, Магомед! – кричал Ташав пушкарю.

– Нечем! – горестно отвечал Магомед.

– Ядра кончились!

– Тогда брось им ее на голову!

– Бросить пушку? – Магомед не верил своим ушам.

– Тебе твоя голова дороже или чужая? – кричали мюриды, отбиваясь от наседавших егерей.

Новый залп орудий пронзил укрепление огненным смерчем. Все заволокло черным дымом. Воспользовавшись моментом, Магомед подкатил пушку к амбразуре, выходившей на горящие стены, с трудом снял пушку с лафета и выбросил ее наружу.

Когда дым немного рассеялся, солдаты увидели горца, который волок на веревке что-то тяжелое в сторону леса. Егерь бросился его догонять, но, не добежав несколько шагов, упал, сраженный пулей, посланной из укрепления. Через мгновенье Магомед скрылся в лесу, таща за собой тяжелый фальконет.

Часть укрепления вместе с малой башней пылала, превращаясь в огромный костер. В горячке боя Милютин пробирался к главной башне. Он мечтал захватить знамя, полагая, что это и есть главная доблесть в схватке с противником. Он ворвался в башню и лихорадочно оглядывался, не находя лестницы. Поручик не сразу понял, что лестницей служило толстое бревно с вырубленными в нем ступеньками, которое стояло в углу и наискось упиралось в крышу.