Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том 3

— Теперь понятно, — так же спокойно сказал старец.

— Много было гадов?

— Сотни две, не меньше.

— Монастырь оттянул на себя приличную силу. Там, конечно, всех вырежут, но сюда эти нехристи уже не успеют вернуться.

— Не успеют, Андрюша, не успеют, — тихо вздохнул старец, словно радуясь за Сиверцева, что у него всё в порядке.

Андрей почти не обратил внимания на то, что старцу известно его имя. Божьим людям, понятное дело, бывают известны вещи и посерьёзнее. Он по–деловому спросил:

— Как вы думаете, мы скоро успеем подняться на вершину?

— За пару дней. Но это, Андрюша, будут горячие денёчки.

— А сколько мы должны будем удерживать вершину?

— Думаю, что нам не придётся её удерживать. Отслужим Божественную Литургию, а там и всему конец.

— По срокам ещё где–то месяца три.

— Грешный Иоанн день и ночь молил Господа нашего Иисуса Христа о сокращении сроков. Чувствую, что Учитель внял моим молитвам. Чувствую это всем сердцем, так исстрадавшемся в разлуке с Учителем. Впрочем, Он всегда был со мной, а я — с Ним.

— Отче? Это вы?

— Не узнал грешного пресвитера Иоанна?

— Не узнал, — виновато улыбнулся Сиверцев.

— Да, я сильно сдал, едва шагнул в этот мир, сразу же начал быстро стареть. Но теперь уж ничего — не долго осталось.

— Давно вы здесь?

— Да как сын погибели явил свою мерзейшую мощь, так я сразу сюда. Нашёл этих славных ребят. У них как раз старец один почтенный умер, вот я к ним вместо него и напросился. Приняли, не отказали старику.

— А они знают, кто вы?

— А кто все мы? Слуги Христовы. Разве надо ещё что–то знать?

Сиверцев опять виновато улыбнулся. Тамплиеры беседовали со «славными ребятами» среди которых трое выглядели не моложе пресвитера Иоанна, другие были мужчинами в расцвете сил, а младший был совсем юным — с русыми, как чистейший лён, волосами и ясными голубыми глазами. «Совсем как Сент — Омер», — подумал Сиверцев и заметил, что сердце его не защемило от боли утраты. Физическая смерть больше не имела значения, счёт земной истории пошёл на часы, и если они не потеряли Христа в своей душе, значит не потеряли и друг друга. Скоро все встретятся.

Теперь Андрей знал, что самое трудное уже позади, они смогли прорваться через чудовищный депрессивный кошмар. И только теперь он понял, что могли бы и не прорваться — на этой дороге можно было забыть не только имя Божие, но даже и собственное имя, причём первое было бы страшнее второго. Но они смогли сохранить в душах самое главное. Где не хватило духовности, там компенсировали дисциплиной. Скверные они монахи, зато военные неплохие.

Теперь, рядом с дорогим пресвитером, всё будет проще. Боль не ушла из души, но ослабла и стала пульсирующей — словно рана заживала. Теперь осталось лишь достойно погибнуть. А, может быть, и не придётся погибать, может быть, они встретят Спасителя, не встретив смерти? Впрочем… сколько раз за свою жизнь Сиверцев «вкусил смерти» — страшного духовного разложения. Он вдруг разом вспомнил всё: и Советскую армию, и мучительное начало службы в Ордене, и кошмарные схватки с сатанистами, и почти невыносимую потерю друзей. Он прожил жизнь рука об руку со смертью и только сейчас понял, как часто она брала верх. Он мог бы точно сосчитать, сколько раз он умирал, когда от его души оставались лишь жалкие смердящие лохмотья. Сколько раз Господь воскрешал его, мёртвого. И вот он всё ещё жив. Жив для самой последней смерти. Которой не будет. С Божьей помощью.

— Хлебушек–то мой пригодился? — светлые и печальные думы Андрея прервал ласковый голос пресвитера.

— Ничем иным с тех пор и не питались.

— А вина не раздобыли?

— Есть бутылка прекрасного краснодарского кагора, — просиял Сиверцев.

— Замечательно. Очень надеялся, что у вас будет вино. А то где бы мы его взяли посреди камней? Итак, готовы ли вы отслужить перед восхождением Литургию?

— Как же не готовы, отче?

— Я почему спросил? Мы как радисты Божии. Выходим на связь, нас тут же пеленгуют, обнаруживают. Отслужим Божественную Литургию — сюда сразу же со всего Афона начнут сбегаться нехристи окаянные, все, какие остались. Может, не будем пока служить, подождём до вершины, там и выйдем на связь с Небесами?

— На вершину, отче, надо ещё подняться. Если сейчас не укрепим свои силы Литургией, как же поднимемся? А то, что нехристи сбегутся, так на то здесь и тамплиеры. Вы меня испытываете, отче?

— Нет, зачем… Просто ты всё сам должен решить. Грешный пресвитер ни за кого решить не может. Спроси у всех своих храмовников, готовы ли они ради Божественной Литургии вызвать на себя страшный натиск сатанинских сил?

Маршал спросил. Храмовники были готовы.

После совершения Божественной Литургии и отшельники, и тамплиеры причастились. Страшная душевная боль, которая преследовала их всё это время, почти полностью прошла. Совершенно она не могла их оставить в этих адских местах, да никто на это и не надеялся. Время испытаний близилось к завершению, но оно ещё не истекло.

Тропинка, которая вела на вершину горы, становилась всё круче и круче, но шли они достаточно бодро, лишь изредка останавливаясь. Всем придавало сил понимание того, что финал близок. Изредка они видели на вершине храм Преображения Господня, он словно парил в облаках и казался воистину небесным храмом. Шли молча, берегли дыхание, к тому же каждый понимал, что время для разговоров друг с другом вышло, осталось лишь немного времени для самого главного в их жизни разговора с Богом. По их просветленным и одновременно сосредоточенным лицам можно было судить о том, что каждый хорошо осознавал — в их руках сейчас находится вся земная история.

Наконец произошло то, чего все они ждали. Даже не оборачиваясь, каждый ощутил, что приближается огромная масса врагов, их словно настигла мерзкая волна отрицательной энергии. И действительно, по их следам длинной чёрной змеёй скользили нехристи, постепенно сокращая расстояние. Маршал сразу же сказал пресвитеру: «Идите вперёд, мы решим эту проблему».

— К счастью, они не могут наброситься на нас разом всей массой, — сказал Сиверцев своим, когда отшельники ушли вперёд. — Тропинка узкая, её могут перекрыть два человека…

— Я остаюсь, — мирно улыбнувшись, сказал Эстебан д’Албугера. — Если бы вы видели, как мы с Кристобалем да Гамой сражались один против тысячи, вы не усомнились бы, что старому д’Албугере это можно доверить.

— Черногорцам тоже не привыкать сражаться одному против тысячи, — так же мирно улыбнувшись сказал Милош. — Я остаюсь с Эстебаном.

Торговаться, кто остаётся, не стали. Маршал скорее для соблюдения формальности сказал то, что и так было понятно: «Не торопитесь принимать героическую смерть. Ваша задача — удержать их как можно дольше». Эстебан и Милош просто молча кивнули. На прощание Сиверцев сказал только одно слово: «Увидимся». Пять оставшихся тамплиеров ускоренными шагами пошли вслед за отшельниками, не оборачиваясь.