Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том 3

— Мы с вами, братья, попали в такой переплет, что дай Бог нам выбраться живьем, — спокойно и почти равнодушно начал отец Пьер.

— Не угодно ли будет любезному патеру изъясниться конкретнее? — жестко спросил Анри.

— Конкретнее, мессир, только голова с плеч падает, так что слушайте меня внимательно, что надо сделать, чтобы мы как можно дольше не дошли до этой конкретики. Первое — ни в коем случае не задавайте эфиопам вопросов, касающихся власти или веры. Упаси вас Господи пытаться обсуждать династические вопросы, или, к примеру, спросить о подлинности Ковчега Завета. Неосторожный вопрос — смерть. Можете мне поверить, для этих веселых воинов наши жизни не стоят и денье, как впрочем, и свои собственные. Надо мной, старым дураком, Господь просто сжалился, послав в собеседники Исаака, который хоть в какой–то мере готов учитывать разницу между эфиопами и франками. Вам вряд ли настолько же повезёт, поэтому будьте предельно осторожны, задавая вопросы, и ничего не пытайтесь рассказывать о себе — не известно, как они это воспримут. К тому же эфиопы не любят слишком болтливых.

— Но ведь надо же как–то учить язык, — развел руками Анри.

— Спрашивайте о вопросах бытовых: еда, одежда, домашние животные. Язык учить необходимо, но ещё более необходимо перенимать эфиопскую манеру общения. Они по–другому спрашивают, по–другому отвечают. Надо это почувствовать, уловить, иначе мы им не понравимся и нас просто перережут.

— Они что, думают, что приобрели рабов? — возмутился Гийом де Шанбонне.

— Примерно так они и думают, а попытка доказать обратное смертельна. Перед нами открываются широкие возможности для духовного совершенствования в плане смирения гордыни. О своём рыцарском достоинстве придется позабыть на неопределенное время. Попытка отстоять свое достоинство резко с места — смерть.

— Отец Пьер, вы еще долго будете пугать рыцарей смертью? — полюбопытствовал Анри.

— Мне казалось, вы понимаете, мессир, что я имею ввиду провал нашей миссии. Умереть, даже не приступив к ней, было бы как–то глупо.

— А мы — то думали, что мы — среди друзей, — печально улыбнулся Ламбер де Туази.

— Видишь ли, Ламбер, мы действительно окажемся среди друзей, когда эфиопы удостоверятся, что мы им не враги. Поймите главное: Эфиопия всегда жила очень замкнуто, опыта соприкосновения с другими культурами не имеет вообще, а потому эфиопам невозможно понять, что другие люди могут быть не такими, как они. Для них человек, не похожий на них — враг. Не так говоришь, не так думаешь, не так молишься — значит, ты враг. Мы должны постепенно освоить их манеру мышления и тогда на языке их понятий и представлений, надеюсь, сможем им объяснить, что такое рыцари–монахи.

— Не думал, что всё так сложно, — покачал головой Анри.

— И я бы тоже хотел, чтобы эфиопы отличались от нас лишь цветом кожи, но всё действительно сложнее.

— Но почему мы должны учиться понимать их, а не они нас? — проворчал Гийом де Шанбонне.

— Да потому что мы — тамплиеры, — отрезал отец Пьер. — Рыцари Храма на Востоке получили опыт впитывания других культур, для нас естественно то, что у разных народов — разные обычаи. А эфиопы уже не первую тысячу лет варятся в собственном соку, они знают только два способа жить: первый — эфиопский, второй — неправильный. Но все это, мои прекрасные браться, пустяки, потому что вам не сложно будет последовать моим советам. Гораздо хуже то, что мы оказались заложниками местных религиозно–политических распрей.

— Что ещё? — тяжело вздохнул Анри.

— А вот что. В среде эфиопского духовенства нет единства, оно разделено на группировки, которые борются между собой за влияние на императора. Группировок много, сильнейших — три, и вот мы теперь поневоле принадлежим к одной из них, то есть со спокойным сердцем можем считать две трети эфиопского духовенства своими врагами.

— Угораздило, — прошипел Анри. — Ладно, отец Пьер, давай расклад.

— Итак, первая — монахи монастыря Дэбрэ — Асбо в Шоа. Лидер этой, теперь уже нашей, группировки — ичеге Филипп. На сегодня Филипп, пожалуй, сильнее других. У него прекрасные отношения с абуной Якобом, патриархом Эфиопии. За последнее время монахи Дэбрэ — Асбо значительно расширили своё влияние, увеличили собственность, создают новые монастыри один за другим, активно занимаются миссионерством. Вторая группировка — монахи с островов на озере Хайк. Их привилегия — только из них избирается ахабэ сэата. Только не спрашивайте меня, что означает этот сан, сам ещё толком не разобрался. Во всяком случае понятно, что ахабэ сэата имеет возможность непосредственно влиять на решения императора. Третья группировка — монахи монастыря Дэбрэ — Либанос. У них там есть чудотворный источник, который славится по всей стране, и это усиливает их влияние. Последнее время император Амдэ — Цыйон заметно укрепил позиции Дэбрэ — Либаноса многочисленными земельными пожертвованиями.

— Но разве мы не можем сказать им, что мы — «над схваткой», — печально протянул Ламбер де Туази. — Мы сюда прибыли с неверными сражаться, а не выяснять отношения с монахами каких–то неведомых островов. У нас, можно сказать, своя группировка. Разве не можем мы попросить их не втягивать нас в свои интриги?

— Не можем, — неожиданно проскрипел Арман де Ливрон. — Ичеге Филипп смотрит на нас, как на личный ресурс, личный актив. Раз уж мы оказались в одном с ним караване, то теперь и шагу не сможем ступить без его разрешения. Мы в любом случае обречены на кого–то опираться, ичеге Филипп — не худший вариант. За ним — абунэ Якоб. Но приготовьтесь иметь на эфиопской земле много врагов не только среди неверных.

— Всё, как во Франции, — усмехнулся Анри. — Глядишь, и до костров дойдёт.

После изнурительного пути через пустыни и горы Эфиопии тамплиеры с наслаждением отдыхали в монастыре Дэбрэ — Асбо. Им отвели кельи — тесные и бедные, впрочем, достаточно удобные. Кругом голый камень — торжество монашеского аскетизма, чем тамплиеров было, конечно, не напугать. Рыцари были даже рады тому, что оказались в столь суровой обстановке. Скудное питание тоже не стало для них пыткой, они привыкли довольствоваться сухой коркой хлеба и глотком протухшей воды, а тут — вдоволь свежих лепёшек и вода из монастырских родников — такая вкусная, сладкая. Тамплиеры питались даже более скудно, чем эфиопские монахи, потому что совершенно не могли есть местные овощи, переперчённые до невероятия.

Однажды настоятель монастыря подошёл к Анри и спросил с улыбкой, не предвещающей ничего доброго:

— Вам не нравится наше угощение?

Анри низко поклонился и насколько мог печально ответил:

— Ваша еда — прекрасна, ваше угощение, я полагаю, ничем не отличается от манны небесной, это пища, дарованная самим Господом. Но… мне стыдно признаться в этом… мои рыцари страдают одним тайным грехом, они до самозабвения любят перец, если дать им волю, они будут питаться одним только перцем, дьявол искушает их этой разновидностью чревоугодия. Но мы вступили в борьбу с этим искушением, мы принесли обет во всю свою жизнь не вкушать пищи с перцем, который мы так любим и которым так богата ваша благословенная земля. Сначала жизнь без перца казалась нам невыносимой, но Господь нас поддержал, и мы полны решимости исполнить наш обет.