Вольдемар Балязин - За полвека до Бородина

Загадка вроде бы была простой, да вот разгадка никак не давалась.

Миша исчертил и исписал гору бумаги — ответа не было. Он пытался применить к решению задачи весь арсенал знакомых ему математических средств — ответа не было. Перебирая в уме всевозможные варианты решения, он даже начал разговаривать сам с собой. «Так. Нет, не так», — говорил он себе, продумывая какой–то очередной способ решения и не соглашаясь с ним. «Так. Нет, не так», — говорил он, снова представляя еще один вариант и опять отвергая его.

(С этого времени такие рассуждения вслух вошли у него в привычку. Более чем через полвека, в ночь перед Бородинским сражением, не смыкавшие глаз адъютанты слышали, как из комнаты деревенской избы, где стояла одинокая кровать главнокомандующего, время от времени доносилось знакомое им присловье: «Так. Нет, не так. Так. Нет, не так». Это Кутузов просчитывал варианты предстоящего сражения.)

Но это будет потом, а теперь Миша впервые потерял покой и сон; все время голова его была занята проклятыми шарами, и однажды, когда он заснул, вдруг совершенно отчетливо представилось ему это решение, все время от него ускользавшее.

Будто кто–то, стоявший выше его и располагавший всеми тайнами бытия — всеведущий и всемогущий, — сказал ему: «Ничто в мире не исчезает: сколько было движения, столь и остается. Посему из закона сохранения количества движения следует считать, что скорость до удара равна сумме скоростей после удара, то есть мы имеем дело с треугольником.

А из закона сохранения энергии следует, что квадрат скорости до удара равен сумме квадратов скоростей после удара. А отсюда следует, что сей треугольник, как утверждал еще премудрый Пифагор, есть прямоугольник.

А коль скоро все сие так, то и угол между направлением скорости первого шара и скорости шара второго не может быть никаким иным, кроме как углом прямым».

Миша закричал: «Нашел!» — и проснулся. «Боже, до чего просто!» — подумал он и, лихорадочно схватив бумагу и карандаш, стал записывать все, что пришло ему в голову ночью, не подозревая, что решение этой задачи было во многом сродни великим открытиям, уже сделанным до него…

в котором автор предлагает три примера, аналогичных по своему существу тому, что испытал и пережил Миша Кутузов, понимая, разумеется, что по масштабу и результатам открытия эти несравнимы, но по ходу мысли и ее направленности в чем–то подобны.

Классическими, если угодно хрестоматийными, примерами великих открытий стали два случая, произошедшие с некими двумя механиками — греком Архимедом, более двух тысяч лет назад в известном городе Сиракузы на острове Сицилия, и англичанином Исааком Ньютоном, родившимся всего триста сорок лет назад на захолустной ферме Вулстрон, известной в день его рождения только окрестным фермерам да королевски-м сборщикам налогов.

Сначала об Архимеде.

Рассказывают, что правитель Сиракуз — царь Гиерон II, — не очень грамотный, но очень жадный, заподозрил своих слуг в краже у него золота. Дело было связано с какими–то ювелирными работами, но из–за давности лет подробности этого древнегреческого детектива утеряны. Зато достоверно известно, что хитроумный Архимед получил от Гиерона задание изобличить преступников. И, отыскивая, быть может, первые в истории мировой криминалистики методы научного поиска и строго логического доказательства вины, пришел к открытию, вышедшему, как говорят теперь, за рамки предложенной ему проблемы.

Измученный беспрерывными раздумьями, проходившими к тому же в неблагоприятных атмосферно–мете–орологических условиях жаркого южного городка, наш механик–детектив (по нынешним понятиям, криминальный эксперт) решил отдохнуть и, как уверяют источники, погрузился в прохладную ванну.

Однако ж голова его продолжала работать в заданном направлении, и он не столько нежился и отдыхал, сколько продолжал размышлять. Только трудился он теперь в более благоприятных, как бы мы теперь сказали — комфортных, условиях, и вследствие этого результат не замедлил сказаться: через несколько минут после погружения механика в ванну мировое открытие было сделано!

Погружаясь в воду, Архимед заметил, что вода, по мере того как он опускается все глубже, поднимается все выше. И от этого пришел в такой восторг, что громко закричал: «Эврика!» По–древнегречески это слово сразу означало: «Нашел! Отыскал! Открыл!» — и впоследствии знаменовало многие из великих открытий. Популярность этого слова пережила два тысячелетия и уже в наши дни дало имя наисовременнейшим методам решения сложнейших задач в физике, космонавтике, кибернетике, психологии и философии. «Эвристическим» называется, например, и «мозговой штурм», когда в решении задачи участвует целый коллектив интеллектуалов, и многие другие специальные методы поисковой деятельности.

Что же нашел Архимед? Что отыскал?

Он открыл новый физический закон, который в его дни расценивался как величайшее открытие, сегодня же воспринимается как трюизм. Посудите сами: «На погруженное в жидкость тело действует выталкивающая сила, равная весу (объему) этого тела». Намного ли это сложнее аксиоматического утверждения, что 2x2 = 4 или классических банальностей чеховского героя Беликова о том, что лошади едят овес, а Волга впадает в Каспийское море?

Однако ж Архимед, как утверждают его биографы, решил частную задачу: погрузил золото в воду и по уровню, которого она достигла, вытесненная сим благородным металлом, сделал научно обоснованный вывод, позволяющий оправдать или же обвинить подозреваемых.

Теперь о Ньютоне.

Второй случай, произошедший с Ньютоном, был тоже до невероятности прост. Однажды, гуляя в саду и размышляя о вечных законах природы, он увидел, как с ветки оторвалось и упало яблоко. Ньютон остановился, пораженный гениальной догадкой, и через несколько минут сформулировал великий закон всемирного тяготения, согласно коему все планеты и кометы притягиваются к Солнцу, а спутники — к планетам. Чуть позже он определил, с какой именно силой они притягиваются, а отсюда было и рукой подать до разработки стройной, хотя и очень непростой теории движения небесных тел.

Миша Кутузов сделал открытие для себя самого, но это все равно было открытие. И неважно, что механизм решения и сам принцип был уже известен, важно иное — он прошел по дороге великих и приобщился к таинству познания. А это было самым главным.

Можно было бы на этом кончить. Однако мне хочется рассказать еще одну историю, которая относится уже не к механике, но тем не менее подобна двум только что рассказанным.

Когда Миша Кутузов решал свою механико–математическую задачу, герой нашей следующей истории еще не родился. И все же я расскажу о нем. Его звали Франсуа Мари Шарль Фурье, он жил во французском городе Лионе и торговал шелком.