Виктор Точинов - Молитва Каина

Но не добили… Раз так, надо приводить себя в порядок.

– Обед уж был? – спросил он, определив примерное время по расположению солнечных пятен.

– Вскоре принесут, – сказала Машенька, посмотрев с легким осуждением: как, дескать, можно на пороге Вечности заботиться о низменных материях?

И можно, и должно. Голода он не ощущал, но подкрепиться необходимо. Потому что для него еще ничто не завершилось – он не знал главного: удалось или нет ему спасти императрицу?

Первое подозрение мелькнуло, когда драгун громко пригласил его на выход: он приблизился к двери, и солдат тихонечно, чтоб не услыхали другие, добавил:

– Бумаги возьми, вашбродь. Человек, тебе потребный, ждет.

А про империалы и не вспомнил. Ни тогда, ни позже. Небывальщина… Да точно ли тот солдат был? С тряпкой, обмотавшей лицо, толком не разобрать. Говор тот же, окающий, так ведь и полк-то Вологодский…

Утраченный интерес к золоту еще полбеды. Странно другое… Допустим, Карин послал-таки в Экспедицию. Пусть с задержкой, или у посланного вышла заминка на ближней заставе, что на Лиговском канале.

Но ведь он тогда, у шлагбаума, к ротмистру обратившись, ни слова не сказал о том, что должен передать Шешковскому бумаги. Степан Иванович, разумеется, должен был сообразить, чего добивается подчиненный, застрявший в карантине. Но посланец обер-секретаря не стал бы откровенничать ни с ротмистром Кариным, ни, тем паче, с его солдатами – в Тайной экспедиции служат люди иной закалки.

Так почему драгун сказал про бумаги?

Бумажник он взял – раз уж о документах знают, глупо оставлять их в карантине. Но шагал в сторону караулки, готовый ко всему. Пистолеты в карманах, и порох на их полках сменен на свежий. Стилет в ножнах, пришитых к изнанке рукава. Ну а с панцырем он сроднился, тот стал как вторая кожа, даже спать при нужде не мешал… Он надеялся: если ротмистр затеял какую-то каверзу, то панцырь может стать сюрпризом… Для многих уже становился.

Никакого посланника Шешковского на Средней Рогатке не оказалось. Беседовали с ротмистром Кариным, тот требовал денег за услугу, но как-то странно требовал… Казалось, что возможные неприятности со стороны Тайной экспедиции Карина не волнуют. Встречаются такие люди, спору нет, но и для жадного дурака, способного забыть обо всем при виде золота, ротмистр держал себя неподобающе.

Неправильно торговался… Словно бы хотел проверить, с какой суммой готов расстаться его визави, и не более того. Желает понять, сколько денег в поясе, чтобы решить, стоит ли рисковать, отобрав все?

Последняя мысль показалась наиболее истинной. И он склонялся к запасному плану, продуманному на тот случай, если подкуп не поможет.

Применительно к нынешним обстоятельствам план был таков: хорошенько обидеть Карина и двух его головорезов, по возможности не до смерти. И уходить пешком, не зарясь на драгунских коней. Сойти с тракта, добраться до внутреннего кольца застав. И там повторить попытку связаться с Шешковским. Два раза подряд не повезти не должно… Но если уж не повезет… Тогда придется рискнуть и прорываться в город. Не хочется, но придется. То, что вызревает в Прехове, может оказаться пострашнее любой чумы, и соберет больше жизней. Смута ведь собрала…

Но потом ротмистр Карин сказал несколько слов, и все разительно поменялось.

Слова были тайным опознавательным знаком, parole, как не слишком правильно называют его французы – одно секретное слово кто-нибудь и случайно произнести может…

Тайная экспедиция на то и Тайная, что всем известны и доступны те ее чиновники, что в присутствии сидят или хотя бы туда наведываются. Но есть и такие, что нарочито порог не переступают, служат в другом ведомстве, там чины и ордена получают, но на деле подчинены Шешковскому. А есть и такие, что не служат нигде, и агенты есть тайные в иных державах… Всем им друг друга как-то узнавать надо, если доведется столкнуться – по воле обер-секретаря, или же случаем…

Для того тайные слова и существуют. Произнесет их кто – и ясно: пред тобою соратник, в одном строю стоит, хоть и не видывали друг друга никогда.

Ротмистр тайные слова произнес.

Но Каин понял иное: пред ним враг, причем один из самых опасных и матерых.

Потому что тайные слова меняются время от времени, и ротмистр назвал parole старый, уж два с лишком месяца не действительный… И не за золото было куплено тайное знание – пыткой перед смертью вырвано, в ином случае двурушник переметнувшийся и новые бы слова сообщил…

Он вдруг похолодел, хоть вечер был не зябкий. Все сходилось, все складывалось один к одному…

Он не знал, разумеется, всех агентов Экспедиции, пропадавших и погибавших в последние месяца, про всех лишь Степан Иванович ведает, – однако те, о ком он знал, сгинули в Польше. Но не это главное…

У Кариных поместья под Симбирском, а в те края ссылали немало плененных поляков до недавних пор (теперь, после многих побегов, шлют подалее, в Сибирь, а то и в Камчатку), но это совсем не главное – ротмистр в Польше бывал, мог и там переметнуться, прельстившись на деньги или что иное.

Главное – жизнь императрицы.

Он не сумел дознаться, как именно конфедераты планировали цареубийство – занимались тем среди врагов другие люди, не те, что натаскивали самозванца.

Умозрительно грешил на попытку отравления: так надежнее всего, ибо убивец с кинжалом или пистолетом слишком многим случайностям подвержен, а волки в прехтовском логове собрались матерые, играли наверняка…

Сейчас, на поросшем кустарником лугу, невдалеке от караулки, он понял, как ошибся… Опытность в розыскных делах – вещь бесценная, но его подвела. В молодости он участвовал, хоть и на вторых ролях, в расследовании дела братьев Блюментростов – в бытность одного из них лейб-аптекарем, а второго лейб-медиком с подозрительной частотой начали умирать императоры и императрицы дома Романовых, – за пять лет на троне побывали четверо, и все, освободившие престол, умирали якобы своей смертью, от естественных причин.

Тот опыт сыграл злую шутку, он взял в голову отравление – и о других версиях всерьез не думал… И проглядел очевидное, два дня перед очами так и маячившее… Команда вернувшихся из Польши головорезов, неизвестно чьим начальственным попущением угодившая под Санкт-Петербург в караульную службу…

Сомнений нет, что большая часть драгун верна присяге, хоть и попривыкли к дурным делам в Польше. Но вся команда и не нужна… Достаточно десятка, много двух десятков оборотней, отобранных из прочих и отряженных в караул в день проезда императрицы. И Средняя Рогатка сменит имя на Кровавую Рогатку.

Он понял все, но не знал, что сделать.

Он мог убить ротмистра, не сходя с места, но боялся ошибиться и не суметь исправить ошибку.