Борис Тумасов - Земля незнаемая

На двух последних санях вдосталь нагрузили съестного. Дорога не ближняя, и сел по пути почти нет.

— Трогай! — коротко бросил Ярослав.

Весело скрипнули железные полозья, застучали по льду кованые копыта. Застоявшиеся кони взяли с места резво. Ярослав обернулся. Ярл Рангвальд в окружении варягов и ладожских дружинников быстро отдалялись. Вот ярл, заметив, что князь смотрит на него, поднял руку в кожаной рукавице. Ярослав тоже вскинул ответно, подумал: «Ладога — город порубежный, и здесь, у посадника, главное — воеводские заботы. Добро, Парамон сам о том уразумел и от посадничества запросился. Стар боярин, ко всему в делах воинских соображения не имеет. Рангвальд же воин…»

Не один день пути от Ладоги до Новгорода, не одна мысль перебродит в голове князя. Есть время и о деле, и о пустом передумать. В дороге в княжьи сани пересел воевода Добрыня, но ехали больше молча. У Добрыни слово — золото, говорит редко, но всё с умом. Неспроста Ярослав воеводу советчиком кличет.

Ледяная дорога, зажатая между вековым лесом, отливает на солнце голубизной, звенит. Ночами трещат от мороза деревья, и люди, покрыв лошадей войлочными попонами, ищут спасения от лютого холода у костра. Но едва поблекнет небо, снова в путь…

Легко бегут кони, косит налитым кровью оком коренник, горячие пристяжные гнут дугой шею, высекают кованым копытом лёд.

На крутых поворотах сани заносит, и каждый раз Добрыня приговаривает добродушно:

— Эк их! Не потерять бы ненароком боярина Парамона с боярыней. — И оглядывается.

Ярослав посмеивается, а Добрыня как ни в чём не бывало уже посапывает молчком да поглядывает с прищуром по сторонам. Воевода родом киевлянин, и в Новгород его да воеводу и дядьку Ярослава, боярина Будого, послал старый князь Владимир, чтобы они были опорой молодому княжичу.

— А что, Добрыня, охота ли тебе в Киев? — спросил Ярослав.

Воевода потёр нос, ответил:

— Мне бы сейчас не в Киев, а в какое ни на есть захудалое сельцо бы добраться да на полати залезть. Помолчав, спросил: — Хочу, князь, слышать от тебя, кому после Владимира киевский стол наследовать?

Не глядя на Добрыню, Ярослав ответил:

— Кому отец передаст.

— Но князь Владимир своего слова не сказал, да и скажет ли? А чуется мне, алкает Святополк власти.

— К брату Святополку и я веры не имею, то так, воевода. Ко всему княгиня Марыся с отцом своим Болеславом за братней спиной козни плетут, о том всем ведомо.

— Болеславу сие свойственно, — поддакнул Добрыня, и они надолго замолчали, оставшись каждый со своими мыслями.

Ярослав думал о том, что у отца он не в милости и навряд ли достанется ему киевский стол. Его скорей всего наследует Владимиров любимец — Борис. Неспроста отец не выделяет ему никакого удела и держит при себе.

А Добрыне припомнилось, как однажды проездом через Туров ему довелось заночевать в этом маленьком городе. То было в первый год Святополковой женитьбы на Марысе. При встрече с молодой княгиней Добрыня любовался ею. Маленькая, лёгкая в движениях красавица полька надолго запала в душу воеводе. И сейчас, соглашаясь с князем Ярославом в кознях Болеслава и Святополка, ему никак не хотелось верить, что и Марысе свойственно коварство. Но непрошеный голос шептал ему:

«Разве не дочь она отца своего Болеслава? А король ляшский злобы полон, хотя с виду и добродушен. Кто, как не он, родичей своих ослепил, а кровных братьев с отчей земли изгнал?»

— Так, — вслух промолвил Добрыня и широким рукавом шубы смахнул с бороды иней.

— О чём ты? — спросил Ярослав.

— Да ничего, — скрыл мысли Добрыня и перевёл разговор: — Ранняя нынче зима. Ко всему и мы в гостях засиделись.

— Доберёмся, — спокойно ответил Ярослав. — Худо, коли б стала река на пути к Ладоге. Пришлось бы ладьи без присмотра оставлять, самим же пешком до Ладоги добираться. — И, помолчав, сказал, ища ответа: — А что, воевода, ежли Ирине город этот в вено [53] Вено — в Древней Руси выкуп за невесту, уплачиваемый женихом, либо приданое невесты. отдам? Пусть то, что ладожане мне, князю, присылают, ей будет.

— Твоя воля, князь.

— Ин быть по тому.

Мощённые дубовыми плахами улицы зимнего Новгорода завалены снежными сугробами. Сухой снег шапками лежит на крепостных стенах, маковках церквей и шатровых звонницах, укутал зелёные разлапистые ели, рваными клочьями повис на голых ветках.

Вышел князь Ярослав из хором, любуется. Над избами и теремами сизый дым столбами. В ближнем переулке мальчишки озоруют. Стукнут по стволу дерева и мигом ныряют под снежный дождь. А оттуда выскакивают все в белой пороше.

У ворот воеводы Добрыни мужик деревянной лопатой дорожку прочищает. Кидает легко, играючи. Где-то далеко, за заборами, бабы бранятся.

Ярославу весело. По душе ему этот большой шумный город. Раньше здесь княжил брат Вышеслав, а он, Ярослав, сидел в тихом Ростове. Когда Вышеслав умер, отец отдал новгородский стол Ярославу.

Расстегнув бобровую шубу и сдвинув на затылок опушённую мехом парчовую шапочку, он, слегка припадая на одну ногу, направился к Волхову. Через реку мост хоть из дерева, но велик, о семнадцати устоях. Дойдя до середины, князь остановился. Река блестит льдом, застыла надолго.

С моста та и другая сторона города что на ладони. Налево Неревский и Людин концы, направо — Словенский и Плотницкий. Тут же высится кремль — детинец из камня. Встань на седло, руку протяни, верха не достанешь. В детинце хранилище городской казны — скотница, хоромы епископские, жилье верных ратников, что берегут новгородскую богатую казну. В том они клянутся вечу. Ночами ратники сторожат спящий город. В темноте на улицах и с крепостной стены, что опоясывает город, то и знай несётся бодрое:

— Славен Людин конец!

И не умолкают, перекликаются ратники:

— Славен конец! Неревский!.. Плотницкий!.. Словенский!

Дубовую крепостную стену местами сменил камень. Удобные для обзора и боя стрельницы глядят во все стороны, а угловые башни вместительны.

Совсем недавно напротив детинца, через реку, сложили Ярославу из камня терем. Княжье дворище примыкает к торговой площади. Рядом с ней гостевые дворы: Готский, Свейский, Варяжский и иные. За оградами скрываются тёплые жилые избы иноземных купцов, клети для товаров. Те клети сторожат лютые псы.

У юго-восточного прясла детинца взметнулась тринадцатиглавая София.

Глаза Ярослава перекочевали с куполов Софии [54] София, Софийский собор — древнейшее монументальное сооружение Новгорода. В описываемое время Софийского собора в Новгороде ещё не существовало. Здесь автор, как и в некоторых других случаях, допускает смещение событий во времени. Софийский собор возведён в 1045–1050 гг. сыном Ярослава Мудрого Владимиром Ярославичем. на избы ремесленников, скользят по боярским и купеческим хоромам. В Новгороде дома всё больше двухъярусные. На первом — клети для провизии, на втором — жилье.