Дмитрий Барчук - Сибирская трагедия

Утром по дороге в Совмин Иван Иннокентьевич успел просветить меня относительно непростой здешней обстановки. Реальная власть в Омске по-прежнему принадлежала военным, кто с оружием в руках сверг большевистское иго и чьи соратники продолжали войну на разных фронтах. В их среде выделялись два лидера: казачий полковник Иванов-Ринов [123]и полковник артиллерии Гришин-Алмазов [124]. Оба офицера умны, деятельны и честолюбивы. Они отчасти соперничают друг с другом, потому военная диктатура Омску пока не грозит. Нет единой кандидатуры. Свергнув большевиков, военные боялись, что власть захватят эсеры из Западно-Сибирского комиссариата, подконтрольного дальневосточному правительству. Благо, его председатель Дербер с министрами-однопартийцами оказался во Владивостоке, иначе в Сибирской республике давно бы уже произошел военный переворот. Военные как чумы страшились эсеровщины и левизны, помня печальный опыт Временного правительства Керенского. Поэтому кандидатура каждого министра проходила жесткий отбор военными.

– Меня встретили чрезвычайно настороженно. До моего приезда в правительстве сложился баланс сил. Муромский и Петров придерживались умеренных взглядов, а Петушинский с Шаталовым – левых. Крутовский сохранял нейтралитет. Он так и не решил, к какому лагерю примкнуть, потому вообще уехал из Омска, – объяснил мне Золотов. – А относительно меня военные успокоились, когда убедились, что я не социалист.

Кроме офицеров на правительство оказывали влияние, лоббируя собственные интересы, торгово-промышленники и кооператоры. Каждая из группировок старалась продвинуть во власть как можно больше своих людей.

– Но это все местные разборки, – резюмировал министр снабжения. – Хуже всего, что зреет конфликт между сибиряками и навозными. Беженцы из столиц быстро осваиваются в Омске и насаждают свои бюрократические порядки, чуждые вольным сибирякам.

С докладом о положении дел на востоке страны выступал уже знакомый мне по Иркутску уполномоченный правительства Фомин.

– Наши войска под командованием генералов Полыхаева и Гайды с боями продвигаются вдоль Круго-Байкальской железной дороги. Их соединение с частями атамана Семёнова [125]является делом недели. Таким образом, Западная Сибирь объединяется с Восточной. Однако там действуют два правительства: Дерберовское во Владивостоке и правительство, сформированное управляющим Китайско-Восточной железной дорогой генералом Хорватом [126]в Харбине. Владивостокцы испытывают значительные финансовые трудности (большевики арестовали больше миллиона рублей, находящихся на их счетах в банке и растранжирили деньги). Это правительство близко к самоликвидации. Однако некоторые его министры не намерены слагать с себя полномочия, и вполне возможно их скорое появление в Омске.

Докладчик отпил воды из стакана и продолжил:

– Но большую опасность, на мой взгляд, для нас представляет комитет генерала Хорвата. Во-первых, у него есть деньги. Один только петербургский заводчик Путилов [127], входящий в состав этого правительства, чего стоит! Во-вторых, его всячески поддерживают бывшие царские генералы. Недавно они ввели в комитет еще одного своего представителя, которого, по некоторым сведениям, готовят на роль российского Бонапарта. Это прославившийся на Черном море контр-адмирал Колчак. Весьма харизматическая личность. Неизвестно, как поведут себя по отношению к нам атаманы Семёнов и Калмыков [128], их всячески поддерживают японцы. В семеновском штабе открыто пребывают два японских офицера. Смущает и позиция чехословаков. Они ведут себя на нашей территории совсем независимо и мало считаются с нашей властью. Особенно вызывающе держит себя капитан Гайда, неожиданно ставший генералом. Он самовольно вводит военное положение в сибирских уездах, учреждает военно-полевые суды с правом вынесения смертных приговоров. Его популярность среди населения, особенно интеллигенции, растет день ото дня. Его фотографии продаются на всех станциях. Слава ему уже вскружила голову, и от него можно ждать любых сюрпризов.

Фомин закончил. Председатель Совмина поблагодарил его за объективную оценку и перешел к прениям.

Первым высказался Петушинский:

– Я не понимаю, почему мы должны препятствовать другим нашим коллегам из Сибирского правительства приступить к исполнению своих прямых обязанностей? Или в России не было никакой революции и власть снова перешла к монархически настроенным реакционным деятелям и буржуазии? Тогда прямо скажите об этом, а не отводите нам роль каких-то марионеток, которых дергают за ниточки. По крайней мере я на должность куклы не подписывался!

Ангельское лицо министра финансов исказила злорадная ухмылка. Он уже изготовился дать бой оппоненту по всем правилам риторики, но вмешался Муромский и как истинный толстовец принялся мирить драчунов.

– Григорий Борисович, ну мы же договорились не касаться классовых противоречий. Не надо раскачивать хрупкую лодку нашего единства. Я вам еще раз повторяю: в Сибири нет, не было и не могло быть никакой классовой борьбы! Метрополия всех сибиряков угнетала одинаково. Из‑за таких надуманных идеологических догм развалилась Российская империя, и я не хочу, чтобы наша молодая республика повторила ее судьбу! Нам надо учиться достигать согласия через компромисс, а не нагнетать напряженность. Видимо, мне самому придется ехать на восток, чтобы договориться со всеми претендентами на власть и объединить наши усилия в антибольшевистской борьбе.

После обеденного перерыва на расширенном заседании Совета министров выступил специально приехавший в Омск казачий атаман Дутов [129].

Он говорил ровно и спокойно, объективно и без прикрас:

– Правительство Оренбургского казачьего войска контролирует ситуацию в крае. Кое-где в станицах еще прячутся большевистские агитаторы, но мы их с помощью населения выявляем. Симпатии казаков на нашей стороне. Из ближайших союзников мы больше склонны доверять сибирякам, чем самарскому Комучу [130]. Хоть самарская армия и сражается вместе с нами против большевиков, но делает это тоже под красным знаменем. Казакам не понятна разница между социалистами и большевиками.

Внезапно атамана перебил доселе молчавший министр туземных дел.

– Так вы, как правитель края, объясните им, что Комитет членов Учредительного собрания пока является единственной легитимной центральной властью. Это было последнее свободное волеизъявление российского народа перед узурпацией власти большевиками. Все другие правительства (и ваше, и наше в том числе) – областные. И если вы не видите разницы между истинной демократией и вооруженным захватом власти, то мой вам совет: купите себе очки!