Сергей Сиротинский - Путь Арсения

23 марта в деревне Панфиловка, неподалеку от Шуи, в квартире рабочего Баранова собрались выборщики большевистской организации. После обсуждения кандидатур делегатом на съезд от ивановских и шуйских большевиков единогласно избрали Михаила Фрунзе.

Когда кончилось собрание, была уже поздняя ночь Собравшиеся начали расходиться. Баранов предложил Фрунзе остаться у него переночевать. Фрунзе отказался: утром его ждало много всяких дел, поэтому ему надо было вернуться в Шую. Фрунзе жил нелегально на Малой Ивановской улице, в семье рабочего Соколова. Вернулся он туда в 3 часа утра. И только успел раздеться и лечь, как в дверь квартиры застучали прикладами.

Фрунзе вскочил и быстро оделся. Вооружась маузером, он решил во что бы то ни стало отбиться от полиции. Соколов выглянул осторожно в окно и увидел: домишко его окружен казаками и конными стражниками. Он сказал об этом Фрунзе.

— Ложитесь все на пол!—велел Фрунзе. — Так низко пули не тронут.

— Арсений, не стреляй!—плача, взмолилась жена Соколова. — Пожалей детишек наших. Ведь изверги всех нас перебьют.

Михаил взглянул на плачущую мать, на детей, спавших на полу... Четверо, мал мала меньше. Вздохнул и глубоко задумался. Дети! Нет, он не имеет права, спасая себя, подвергать их опасности. Михаил молча вернулся в свою клетушку, осторожно открыл окно и выпрыгнул. Притаившись под окнами, с примкнутыми к винтовкам штыками сторожили стражники. Они штыками заставили его прижаться к стене дома. Сопротивляться было бессмысленно. Михаил бросил оружие в снег. Стражники накинулись на него и стали избивать. Михаил стоял молча. Он стиснул зубы от нестерпимой боли. Но ни стона, ни звука не услышали палачи. Били его до тех пор, пока он не потерял сознание. Тогда, обеспамятевшего, скрутили веревками по ногам и рукам, взвалили на лошадь. Так в беспамятстве он и был доставлен в тюрьму.

На другой день, 24 марта, когда рабочие Шуи узнали об аресте и зверском избиении Фрунзе, в городе начались волнения. Прекратилась работа на всех фабриках и заводах. На Ильинской площади состоялся митинг. На митинг пришли не только рабочие, но и крестьяне из окрестных деревень, кустари, жены и дети рабочих. 20 тысяч человек собралось на площади, на устах у всех одно требование: «Освободить Арсения!»

Старые рабочие, не стесняясь, плакали. По окончании митинга его участники отправились к тюрьме. Воинские части и отряды полиции расположились снаружи, вокруг стен тюрьмы, внутри стояла вторая цепь охраны.

Холодные штыки, дула винтовок и блеск казачьих сабель ожесточили толпу. Она стала напирать на войска.

— Освободите Арсения!—раздавались возгласы.— Что вы сделали с ним?

Городские власти отправили телеграмму губернатору:

«...Арестован окружной агитатор Арсений. Все фабрики встали, требуя освобождения. Ожидаю столкновений. Необходимо немедленное подкрепление... не менее двух рот».

Губернатор в свою очередь телеграфировал в Петербург министру внутренних дел об аресте «Арсения» и от себя дополнял: «Шуе — форменный бунт. Дал распоряжение военному начальству послать не менее роты, эскадрон драгун и сотню казаков».

Многотысячная толпа возмущенных рабочих приблизилась вплотную к войскам. В воздухе не прекращались крики:

— Отдайте Арсения!

— Долой палачей!

— Освободить Арсения!

Офицер, командовавший войсками, кричал:

— Назад! Разойдитесь! Будем стрелять!

Но толпа рабочих непоколебима:

— Отдайте Арсения!

Офицер поднял руку: солдаты вскинули винтовки. В это время из ворот выбежал начальник тюрьмы и передал рабочим записку. Михаил слышал, что к тюрьме пришли рабочие. До пего доносились крики, приказ офицера. Превозмогая боль, Фрунзе написал записку, которую и передал через начальника тюрьмы.

«Товарищи рабочие, — писал Михаил, — японимаю вас, что вы хотите меня освободить, но учтите одно: если вы пустите в ход оружие, все равно вам не удастся меня освободить, так как жандармерия покончит со мной. Вы же понесете много жертв. Я вам советую поберечь свою революционную энергию для дальнейших боев с самодержавием и капиталом, а сейчас разойтись».

Друзья Фрунзе узнали его почерк, и демонстранты возвратились на Ильинскую площадь. Фабрики в этот день не работали. Рабочие единодушно протестовали против ареста своего любимого руководителя.

На другой день Михаил Фрунзе под усиленным конвоем был отправлен в город Владимир в знаменитый «Владимирский централ». По дороге на станцию за конвоем шла огромная толпа рабочих.

— Арсений, мы тебя не забудем. Не падай духом!

— Убийцы, душегубы! — раздавались крики по адресу палачей.

Лицом к лицу

Михаила ввели в большую комнату. Сквозь тяжелую железную решетку единственного окна, в которое виден лишь выступ тюремной стены, чуть-чуть сочится свет. В комнате как бы повис густой серый полумрак.

У окна, спиной к Михаилу, стоял грузный мужчина в военной форме. За небольшим письменным столом сидел еще военный, узкоплечий, с коротко подстриженной бородкой и острыми, колючими глазами; его Михаил сразу признал, хотя и не встречал раньше. Он так много слышал об этом человеке с бородкой от других заключенных, что ошибиться не мог. Это был следователь военной прокуратуры по важнейшим делам.

Следователь не сводил с Михаила колючих глаз. Так прошла минута. Михаил молча, переминаясь с ноги на ногу, ожидал начала допроса.

— Простите, молодой человек, я не предложил вам сесть, — промолвил, наконец, следователь и любезно улыбнулся, * показывая золотые зубы.

Михаил пододвинул стул и сел спиной к окну.

— Пожалуйста, поверните стул и сядьте сюда, — все так же любезно улыбаясь, попросил следователь. Михаил исполнил эту просьбу. Теперь свет из окна падал ему на лицо.

— Вы господин Арсеньев? Кажется, так вы изволили себя назвать на предварительном допросе?

— Борис Тачапский, — сухо ответил Михаил.

— Странно. Однако резрешите, я запишу, — следователь быстро написал строку на чистом листе бумаги.

Стоявший у окна грузный военный не повернулся. Он так внимательно всматривался сквозь решетку в кирпичный выступ стены, точно увидел на нем что-то особенное, привлекшее его внимание.

— Вы образованный, интеллигентный человек, господин Тачапский, — снова начал следователь. — Я думаю, вы поможете нам привести ваше дело к скорому окончанию. Это лучше для вас и для нас, — снова улыбнулся он с таким видом, точно готов был дружески похлопать Михаила по плечу. — Какой смысл вам запутывать следствие и укрывать свое настоящее имя? Это лишь ухудшит ваше положение. Мы знаем о вас все, абсолютно все, — подчеркнул следователь.

— Я не запутываю, а называю себя тем именем, какое ношу, — ответил Михаил, — и предупреждаю, что дальнейшие вопросы оставлю без ответа, если мне не будет предъявлено обвинение. На каком основании я арестован, избит, посажен в тюрьму?