Александр Войлошников - Пятая печать. Том 1

— «По поручению Присяжных…» — начинает Бык уставную форму Приглашения на Присягу.

— Не пузырись, — перебивает его Кузя, обращаясь ко мне, — сам напросился, Ваше сиятельство… агитатор хренов за светлое будущее! Парочка плюх полагается по регламенту Приглашения на Допприсягу. Для торжественного настроения.

— «…ожидай Собрание Присяжных в Зале Ожидания с начала мертвого часа!» — заканчивает Бык традиционную фразу Приглашения на Присягу. Так обидно начинается еще один день в ДПР. Однако!.. а фискальное дело поставлено у огольцов получше, чем в НКВД! Вчера, после отбоя, рассказал я пацанам книжку про коммунизм Томмазо Кампанеллы «Город Солнца», а по утрянке в умывалке — бац, бац! — отоварили по морде: нарушение Присяги!! И когда успели настучать? Оперативно… но несправедливо! Я не Павлик Морозов! Впрочем, с Павликом Морозовым не чикались бы. Не приглашали на Присягу, а нашли б его по утрянке висящим на трубе в умывалке. Так должно быть по Закону и Присяге, потому что против страха есть одно средство — еще больший страх. Такой, чтобы страшнее всех страхов!

В мертвый час забираюсь я в укромный закуток, оставшийся от печки в конце широкого коридора, который называется «Большим бульваром». Это и есть Зал Ожидания — единственное местечко в ДПР, кроме кондея, где можно тихо сидеть в одиночестве, «пребывая в состоянии сосредоточения души и духа для процесса духовного самоуглубления», как это предписано инструкцией по подготовке к Присяге. Таков ритуал. И пацанам ко мне подходить нельзя, чтобы не мешать мне думать про мою прошлую жизнь «для духовного очищения перед вхождением в будущую». Моя прошлая жизнь была не настолько продолжительной и содержательной, чтобы о ней долго думать. И вши зудят. Зато «в минуты жизни трудные, когда на сердце грусть» — всегда при себе утешительное занятие: надыбаешь ее, единокровную, бе-ережно на ноготь посадишь, а другим ногтем осторо-о-ожненько, чтобы почувствовать упругость ее тельца, надавишь… Чик! — брызнула, родимая! Занятие тихое, интеллектуальное, требует аккуратности, сосредоточенности, а потому для нервов полезное. Я б на месте докторов вместо всяких порошков насыпал бы неврастеникам по горсти вшей в кальсоны. И никаких нервных мыслей!

Зябко. Язва на щеке чешется. Постепенно задумываюсь, и внутри моего наголо остриженного кумпола самозарождаются кое-какие мыслишки. Говорят, самое вредное из того, что глотают, — это обида. Поэтому первыми, растолкав всех, нетерпеливо выскакивают с воплями мысли обиженные: «А кому кисло от того, что я в коммунизм верю? Да хоть сто раз я Присягу приму, а в коммунизм буду верить!!» Когда обиженные накричались, подходят, вздыхая, мысли печальные на тему:

« У него было только короткое прошлое, мрачное настоящее и неведомое будущее».

Это — цитата из книги, из-за которой кликуха у меня — Граф Монте-Кристо. Это я эту книгу в ДПР притаранил. У всех в ДПР клички нормальные и необидные, а у меня с подначкой: «Ва-аше сия-ательство»! Если бы не эта книга — звали бы меня Рыжий. Кликуха обычная, со школы привычная. А мама звала меня «солнышко»… и папа маму звал так же…

Полгода прошло, как маму и папу забрали, а о чем бы я ни начинал думать — к ним в мыслях возвращаюсь. Когда-то я козла увидел, за столб привязанного. В одну сторону бежит козел — веревка наматывается и к столбу его притягивает, в другую сторону бежит — то же самое… Пацаны говорят: нельзя о родителях много думать — от этого чекануться можно. Легко сказать: не думай! А если память прищемило на том месте?!

«Граф Монте-Кристо сидел, подавленный тяжестью воспоминаний».

« Граф» — он шустрый: пролез в ДПР сквозь решетку раньше меня и… сразу влез в души чесиков! Будто кино «Чапаев»! А как же «наш пострел ко всем успел»? Не кино же — книга! А так. В комнате политпросвета стоит конторский шкаф с отломанной дверкой. Называется «Библиотека ДПР». Там вместе со старыми газетами лежат еще более древние, чем газеты, разрозненные журналы «Коммунист», полсотни экземпляров брошюры «Биография И. В. Сталина», и столько же — «Биография В. И. Ленина». Никто не чинит дверку шкафа для сохранности таких библиографических ценностей. Хотя газеты и растаскивают на гигиенические нужды, но на биографии вождей не посягают: жесткая бумага отпугивает.

В тот день, когда узник замка Иф, меня опередив, предстал перед восхищенными взорами узников ДПР, из «Библиотеки» исчезли «Биографии Сталина». Будь бы воспитатели повнимательнее, они бы имели большое удивление от пробуждения интереса пацанов к биографии Сталина! И не только в комнате политпросвета, но и в спальной, а то и на прогулке пацаны глазами, горящими от жажды познания, впивались в странички под обложкой «Биография Сталина»! Конечно, если нас не Утюг прогуливал. Воспитатель с такой теплой кликухой методику детских прогулок почерпнул из кладезя армейской премудрости, по которой надо поровну есть и гулять: шаг в шаг, а меньше ни на шаг! Хорошо, если прогуливает он нас строем, даже с песней, но частенько выстраивает нас в одну шеренгу, командует: «напра-а… о!» — и гоняет гуськом и бегом все быстрее и быстрее вдоль забора по периметру прогулочного двора. Утюг говорит, что он в армии три года так гулял. Вот за это теперь мы и расплачиваемся.

В нестираных наволочках подушек и в дырявых матрацах прячут пацаны тоненькие книжки на обложке которых изображен юный Джугашвили. Не расставаясь с книгой, он так бодро чешет на высокую гору, будто бы его Утюг прогуливает. Интерес пацанов к таинствам биографии Великого Вождя оказался заразительным, и вслед за пацанами, на том же месте чеканулись огольцы из старшей группы. А если бы воспитатели оказались еще более наблюдательны, они бы уж точно подумали: «тихо шифером шурша, едет крыша не спеша». И сразу у всех воспитанников и в одном направлении: от перегрева от пылкой любви к Отцу Всех Народов! Потому что каждый из нас, прочитав от корки и до корки «Биографию Сталина», тут же спешит обменять ее на другую… точно такую же книжку! И начинает читать ее от корки и до корки с тем же упоением… ведь между одинаковыми обложками с изображением юного Джугашвили аккуратно вклеены страницы книги «Граф Монте-Кристо»!! Формат «Биографии Сталина» идеально соответствует формату страниц «Графа». Расчленив «Графа» на типографские дольки по тридцать две страницы, каждый получил возможность, не дожидаясь других, читать свой фрагмент «Графа Монте-Кристо».

Ни одну книгу в мире не читали в такой фантастической последовательности: ведь каждый начинал читать с той дольки, которая ему досталась, а потом выменивал на другую, тоже случайную, дольку! Зато эту книгу — единственную художественную книгу в ДПР — прочитали все пацаны сразу!! И некоторые говорят, что читать с середины еще интереснее: не знаешь не только, что будет, но и то, что было! Полюбившиеся дольки пацаны перечитывают по нескольку раз и теперь по любому поводу шустрят цитатами из «Монте-Кристо». А так как каждый читал дольки в разной последовательности, то графские интриги, которые Дюма и так закрутил не слабО, в пацанячьих сообразиловках еще не раз перекрутились, у каждого пацана по-разному, в зависимости от последовательности их чтения. Теперь после отбоя, когда в спальной свет выключают, есть нам о чем поспорить, потому что у каждого — свой вариант графских интриг. И некоторые пацанячьи варианты — куда интереснее, чем у Дюма!